– Тогда мы все делали вид, будто его прикончил сердечный приступ, но на самом-то деле это был паралич. – Он лежал на такой же вот убогой кровати, не в силах пошевелиться, и только глаза говорили о том, какие муки он испытывал.
– Ты не в таком состоянии, папа.
– Близко к тому.
Как я мог объяснить, чего боялся больше всего на свете? Когда доктор Рэйнс хотел меня подчинить, ему требовалось всего лишь взять меня за руку. Я не мог вырваться, не мог сопротивляться.
– Филип, я готов к концу.
Я мог достойно встретить смерть, моя встреча с Богом и так долго откладывалась, но пребывать настолько беспомощным…
– Тряпка! Нет, это недостаточно сильное выражение. Дерьмо!
– Фити! – скривился я. – Ты никогда не говорил на таком языке.
– Меня Джаред научил, – усмехнулся он.
– А, Джаред. – Я едва не задрожал при упоминании его любимого приятеля. Через мгновение спросил:
– Ну, и как он?
Корректировка гормонального дисбаланса освободила Джареда от дурных наклонностей, но я все еще не мог думать об этом лечении без содрогания. С другой стороны, в его случае иного выхода не было.
Фити не понимал, отчего я забеспокоился:
– Папа, я не гей, я нормальный человек.
Его последним увлечением была одна серьезная студентка-художница, так же очарованная Роденом, как и он. Она была очень симпатичная, но я никогда не относился к ней тепло.
– Понимаю, сын. – Моя ладонь переместилась и легла на его руку. Мне было стыдно за то, что ему пришлось из-за меня почувствовать.
– Я знаю, что он тебе не нравится.
Во время восстания беспризорников Джаред произвел настоящее опустошение в компьютерных сетях. Бесшабашность этого парня привела к гибели его отца – моего помощника и старого друга. Только влияние Робби Боланда спасло его от исправительной колонии, несмотря на его пятнадцатилетний возраст.
– Я никогда не говорил… Видишь ли… – Я вздохнул. – Передай ему от меня привет.
– Ты мог бы сделать это сам. Он здесь, внизу. – Фити больше ничего не сказал, но глаза его смотрели на меня выжидающе.
– Агх-х. – («Куда я только ввязываюсь?») – Не теперь. – Я не мог позволить этому дружку Филипа увидеть меня беспомощно распростертым на кровати. – Когда я встану с кровати.
– Как тебе угодно, папа.
Я нахмурился. Он натолкнул меня на одну мысль.
– А где Чарли Витрек? Он поможет.
Губы Филипа сжались.
– Я не видел Чарли после взрыва.
– Он не погиб?! – Это прозвучало как мольба. Обращенная не к Господу Богу, а к Филипу.
– Нет. Он ослеп. – Филип подкатил к кровати кресло-каталку.
– Ох, Чарли! – На несколько мгновений я забыл о своих отнявшихся ногах. – Где его палата? Отвезите меня туда.
– Они положили его в госпиталь Джонса Хопкинса, – мягко ответил Ф. Т. – Пододвинься к краю кровати… Мы съездим к нему в какой-нибудь другой день.
Карен и Марк помогли мне перебраться в кресло. Кто-то дал мне зеркало, и я согласился, что выгляжу, как черт. Медсестра, волнуясь, побрила меня. Я велел Фити принести мне рубашку вместо больничного халата. Кто-то повязал мне галстук. Я машинально его затянул.
Пока Ф. Т. ходил за Джаредом, я поправил одеяло у себя на ногах.
– Как я выгляжу?
– Как в прежние времена. – Марк Тилниц украдкой подавил зевок.
– Мои волосы хорошо лежат? В любом случае я не идиот. Я знаю, что мною манипулируют.
– Только не я, сэр. – Он открыл дверь. – Вы не желаете, чтобы Тенера внесли в список посетителей с постоянным допуском?
Это не имело никакого значения. Я не собирался торчать здесь долго.
– Только когда он будет с Филипом. – Помолчав немного, я спросил:
– А где Бранстэд?
– В Ротонде.
– В это время?
– Он сказал, что есть срочная работа. Что-нибудь еще?
– Позвони ему. – Внезапно мой голос сделался сиплым. – Попроси, чтобы он простил меня.
Дверь открылась.
– Здравствуйте, сэр, – немного взволнованно, как и следовало ожидать, произнес Джаред Тенер.
Я вытянул руку.
– Рад тебя видеть. – Если мои слова и прозвучали чересчур сердечно, этого никто не заметил.
Глаза Фити встретились с моими. Они светились благодарностью.
– Хорошо. Я готов увидеться с доктором Рэйнсом, – неохотно сказал я.
Я сидел на кресле с моторчиком, обложенный подушками, так что мои руки оставались свободными. Раньше я и не подозревал, как важно для устойчивого сидения, чтобы мускулы хотя бы одной ноги были работоспособны. И теперь такие уроки давались мне с большим трудом, а порой были просто невыносимы.
Фити вышел, чтобы передать мои слова медсестре. После первого визита в госпиталь он остановился в Нью-Йорке, поселился у Робби Боланда. Мое предложение заняться своими делами он пропустил мимо ушей, и я был несказанно этому рад.
Арлина оставалась в Вашингтоне. По телефону она поговорила со мной сердечно, но тем не менее сказала, что ждет меня дома. Я понимал, что мне придется заслужить ее прощение. Я был исполнен решимости сделать все, что для этого потребуется. Для начала послал ей записку с пространными извинениями.
Я нетерпеливо заерзал, но доктор Рэйнс появился лишь через несколько мгновений. С ним были еще трое врачей, с одним из которых мы уже встречались.
Рэйнс представил мне своих коллег. Это были рентгенолог, еще один невропатолог и доктор Кнорр, специалист по космической медицине. Рэйнс осторожно меня осмотрел.
– Ну как? – ледяным тоном спросил я. – Какие новости?
Он откашлялся и сказал:
– Господин Генеральный секретарь, у вас частичный разрыв спинного мозга в районе двенадцатого позвонка, в результате чего наступил паралич нижних конечностей, но…
– Есть ли какие-нибудь новости?
– По правде говоря, немного. Во-первых, если вам это что-то говорит, парализованы ноги только ниже бедер.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165