Арлина просматривала тезисы моих речей, внося исправления, чтобы все было ясно и понятно.
Джеренс Бранстэд организовывал приватные встречи с местными лидерами, и я старался убедить их поддержать нашу программу. Скоро я научился эффектно подавать тот аргумент, что в результате нашего экологического крестового похода будет открыто множество новых предприятий.
Между тем нас везде преследовали настойчивые вопросы. Почему я уступил нажиму Лиги экологического действия? Может ли горстка анонимных террористов определять политику в отношении защиты окружающей среды?
Я изо всех сил старался сдерживать свой пылкий нрав.
Как-то раз после обеда Арлина принялась меня успокаивать:
– Без этого в таком деле не обойтись. Каждый политический лидер проходит через это.
– Чингисхан не проходил.
Ансельм хмыкнул. Майкл сдержал усмешку.
– Наберись терпения, Ник. Ты обязательно добьешься своего.
Социологические опросы показывали, что нас продолжают поддерживать. Недругам нашим в Ассамблее придется поломать головы. Немногие решались открыто нам противодействовать: мне удалось сколотить крепкую коалицию. Вместо этого они наверняка будут разрушать наши планы долгими слушаниями, разбирательствами, бесполезными поправками.
Я позвонил Чисно Валера:
– Скажите им, пусть не тратят понапрасну силы. Пакет законов должен быть утвержден в течение трех недель – или я распущу Ассамблею.
– Они не смогут все это проделать в такой срок.
– Лучше пусть постараются. – Я намеревался проверить их на политическую живучесть.
– Мистер Сифорт… – неуверенно произнес он. – Как заместитель Генерального секретаря я не могу поддерживать то, что равносильно государственному перевороту, направленному против установленного порядка прохождения законов.
– Означает ли это, что отныне наши пути расходятся, Чисно?
Он тут же дал задний ход:
– В Сенате действуют определенные правила, процедуры, обычаи…
– Поторопите Сенат. Даю три недели. – Я слишком устал, чтобы разводить дипломатию.
На следующее утро мы были в Ирландии. Я выступал на тренировочной базе Флота неподалеку от атомной электростанции около Белфаста.
– Есть люди, которые будут призывать нас не спешить. Возможно, они руководствуются самыми лучшими побуждениями. Между тем высота приливов увеличивается на два дюйма в год. Промедление для нас просто непозволительно. Необходимо действовать – энергично и решительно.
Этим вечером Ансельм не вернулся в отель. Карен Барнс разбудила меня в три часа ночи и сообщила, что он арестован за скандал во флотском баре. Не намерен ли я его высвободить?
– Нет. – Я снова лег спать.
Утром, отвратительно себя чувствуя, я изменил свое решение на противоположное и, преодолевая отвращение, отправил посыльного, чтобы гардемарина освободили под залог. Когда он предстал передо мной, я послал его на порку, подчеркнув в сопроводительной записке, что наказание не должно быть облегченным. Увидев потом, что стало с Ансельмом, Майкл украдкой посмеялся.
Это, конечно, было неприятно, но времени разбираться не оставалось, нам следовало отправляться в Южную Африку. Сорок семь членов Сената Объединенных Наций заявили, что будут блокировать новое законодательство, если оно пройдет через Ассамблею. Джеренс Бранстэд искал способы заставить их изменить это решение.
Наконец, после пятнадцати изматывающих дней, мы полетели домой. Ожидалась встреча с патриархами.
В суборбитальном лайнере Ансельм сидел рядом со мной. Все дни, прошедшие после его выходки, я с ним почти не разговаривал.
– Я решил отправить тебя обратно в Девон. Он вздрогнул:
– Да, сэр. – Потом добавил:
– Вы не знаете, почему я дрался…
– Меня это не интересует.
– Они назвали вас предателем Флота!
– Кто?
– Лейтенанты и гардемарины с «Севильи», которые; проводят там увольнительную. Они говорили…
– Не хочу это слышать.
– …что вы продались. Что вы перешли к «зеленым»! – Чушь! Пустая болтовня, пьяные оболтусы. И ты – один из них.
– Я – да, – покраснел он.
– Почему ты выпил? Снова те сны?
– Нет. – Он расправил плечи. – Мне стало так жаль себя.
– Ты воображаешь, что оказал мне честь, встав на мою защиту? Я презираю тебя.
Его голос задрожал:
– И я тоже – теперь, когда трезвый. Но когда я их слышал…
– Возможно, на новом месте ты будешь вести себя лучше.
– Да, сэр, – с тоской промолвил он. И последний возглас, с мольбою:
– Я не думаю, что еще хоть когда-нибудь так сделаю.
– Слишком поздно.
– Я готов поклясться…
– Ты уже клялся подчиняться всем законным приказам. Твое слово ничего не стоит.
Это было жестоко, но я не имел времени с ним возиться. Сенаторы оказались неуступчивыми. На меня свалилось слишком много забот и без этого негодяя-гардемарина.
– Лучше бы вы помогли мне, чем уничтожали! – отчаянным голосом воскликнул он.
– Тэд, ты не средоточие моей жизни. Он обхватил голову руками.
Через несколько секунд я угрюмо спросил:
– Как?
В его взгляде мелькнула надежда, он словно боялся в это поверить.
– Займите меня. Пусть будет больше обязанностей. Поручите мне письма к норвежским законодателям. Я их подготовлю. Вы говорили, что хотели бы повидать Чарли Витрека. Я организую его приезд. Сделаю все, что скажете. Только позвольте мне говорить… – Он покрылся румянцем. – Позвольте мне иногда разговаривать с вами и миссис Сифорт. Я чувствую себя таким одиноким.
В Академии или на борту космического корабля гардемарины, как правило, обретаются среди близких им людей. У них есть кают-компания, приятели, дружеское участие и утешение.
Пока я размышлял, он продолжал суетливо говорить:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165