После этого нас препроводили в номер с тремя спальнями и четырьмя ванными; там и сям стояли корзиночки с фруктами и цветами. Я так устал, что едва дышал.
Что ж, я занимался делами ООН. Правительство оплатит мои счета.
Два часа я лежал на кровати, делая звонки. У погибшей охранницы осталась семья, и надо было позаботиться, чтобы они были всем обеспечены. Я связался с местной полицией – ее расследование надо было скоординировать с нашим, но служба безопасности ООН имела привычку не считаться с местными органами правопорядка, и тем это не очень нравилось.
В третий раз после гибели Алекса я позвонил Мойре Тамаровой. Настоятельно попросил ее приехать на следующий день вместе с сыном и дочерью в Вашингтон и погостить недельку в моей резиденции. Я едва знал жену Алекса, хотя, возможно, мы с Арлиной и могли бы немного ее утешить.
Как только я положил трубку, мне позвонил Джеренс Бранстэд:
– У вас все в порядке, господин Генеральный секретарь? Не нужен специальный вертолет? Сотрудники в помощь?
– Нет, и ты тоже не нужен.
– А этот отель – всем доступен?
Как обычно, я отключил изображение, но мог представить, что у него на лице.
– Хватит причитать.
– Сэр, ваше безрассудное поведение только играет на руку Валера. На днях он собирается поставить на голосование вопрос о вотуме недоверия вам.
– Пусть делает что хочет. Ты поэтому звонишь?
– Нет. Епископ Сэйтор хочет с вами встретиться. Я застонал:
– Снова эти патриархи? Так скоро?
– Только вы вдвоем, приватно и неофициально и срочно.
Это было любопытно, но я не мог взять в толк, зачем Сэйтору такое понадобилось.
– Завтра я буду дома.
– Я организую встречу в Ротонде.
– Нет. – Я покачал головой, забыв, что он меня не видит.
– Вы предпочитаете в соборе?
– Если он так хочет, пусть приезжает ко мне в резиденцию.
– Сэр, он же старейшина.
– А я – Генеральный секретарь. Спокойной ночи, Джеренс. – И отключил связь.
Я злобно посмотрел на свою сумку с вещами. Она стояла в другом конце комнаты. Пожалуй, мне слишком хлопотно было бы ее разбирать. На мгновение я подумал, что можно попытаться спать, не переодеваясь, просто закрывшись одеялом.
А зачем у меня здесь гардемарин с кадетом? Я уселся прямо и позвонил к ним в комнату:
– Ансельм? Зайди-ка, ты мне нужен.
Через несколько мгновений гардемарин проскользнул через соединявшую наши спальни дверь. Воротник у него был перекошен, как будто он одевался наспех.
– Да-с-ср?
– Моя сумка.
– Что с ней?
Я сердито указал на сумку.
– Дай ее сюда.
– Слушаюсь, сэр. – Он, пошатываясь, проковылял по комнате и едва не упал. Лицо его было красным. Он уронил сумку ко мне на кровать. – Что-нибудь еще?
– Повесь, пожалуйста, мою куртку. – Я попытался вытащить руку из рукава.
– В то время как она на вас надета? – Он хихикнул. Я с подозрением на него посмотрел:
– Дай-ка я понюхаю… да ты пьян!
– Я, – с достоинством ответил он, – не при исполнении. – И рыгнул.
Тут же гардемарина стало рвать. Он медленно согнулся, и его вывернуло прямо на мои ботинки.
– Ансельм!
Я попытался увернуться, но не сумел: мои нижние конечности словно сковало цементом. Гардемарин повалился рядом со мной и начал стонать. В отчаянии я отпихнул его.
– Дэнил! Иди сюда, быстро! Бевин! – Наверное, меня было слышно в номерах двадцатью этажами выше.
Вбежал кадет, на котором были только шорты с футболкой. Он резко остановился:
– Кадет Бевин докла… О мой боже!
– Убери это… этого типа отсюда! Не отпускай его… держи!
Но было поздно. Ансельм стал оседать на меня, нарушая с таким трудом обретенное равновесие. В следующее мгновение он упал на меня, оттолкнув Бевина на лужу своей рвоты.
Я со своего места как мог отстранял его. Бевин через мгновение пришел в себя и стащил Ансельма с кровати. Он протянул мне руку, я ухватился за нее и приподнялся.
– Убери его из моей комнаты! – Кадет затоптался на месте. – Ты что, не видишь, что он на ногах не стоит? Тащи его! – Немного поколебавшись, Бевин подчинился.
Мои ботинки и штанины перепачкались в рвоте. Вонь была страшная. У меня слезы стояли на глазах. Пожалуйста, Боже, не позволяй подобному случаться в моей жизни! Я был весь покрыт блевотиной гардемарина и не я мог очиститься.
Бевин просунул голову в щель:
– Могу я… Вам нужна помощь?
– Оденься, – простонал я. Он исчез. Через несколько мгновений он вернулся и встал, переминаясь с ноги на ногу в своих только что до блеска начищенных ботинках.
К этому моменту я уже расстегнул брюки. Неимоверным усилием переместил бедра на край кровати.
– Убери все это… помоги мне. Господи Иисусе! – Меня всего трясло.
– Сэр, не волнуйтесь, – успокаивающе промолвил он. – Здесь совсем немного, позвольте я все сделаю. – Он стянул мои брюки до щиколоток и снял их. Сбегал в ванную, вернулся с полотенцами, прикрыл грязь на одеяле. – Сядем в кресло, сэр. Одну минутку. – Он говорил таким тоном, каким я, помнится, обращался к маленькому Филипу, когда тот начинал капризничать.
Еще через несколько минут, чистый и успокоившийся, я вернулся из ванной. Дэнил спокойно сидел, наблюдая, как служитель отеля чистит и сушит одеяло.
– Надеюсь, вы не имели в виду, чтобы я сам этим занялся, сэр?
– Нет, спасибо тебе.
Я обнаружил, что мне трудно смотреть ему в глаза. Меня без конца колбасило от раздражения – он же заботился и ухаживал за мною.
Когда служащий отеля ушел, я подкатил кресло поближе к кадету и тихо спросил:
– Как долго это продолжается? – Я показал рукой на комнату Ансельма.
– Я совсем недавно знаю мистера Ансельма, – осторожно ответил кадет. – С тех пор, как он привез меня в Вашингтон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165