Нужно помнить, что он псих, да еще с ножом. Чтобы не раздражать его, я поднес губы к краю банки, сделал глоток мерзкой воды и вдруг начал жадно пить, сам себе поражаясь.
Мальчишка держал банку, пока я не напился.
Наконец я откинулся к стенке.
– Спасибо.
Голос мой прозвучал тихо и униженно.
Он наклонился ко мне.
– Я Пуук. А ты, верхний?
Я следил за его руками, опасаясь, как бы он не вытащил нож.
– Извини, но я не понимаю, что ты хочешь.
Я попытался отодвинуться.
Внезапно он выбросил вперед руку и кулаком заехал мне в висок Я закричал от новой боли, попытался откатиться, но не смог.
– Прошу тебя! Не надо!
– Говори! – Он снова занес надо мной кулак.
– Убери от меня свои лапы! – Я лягнул его ногой, и он поморщился. – Тронь меня снова, и я убью тебя!
Мои угрозы звучали нелепо. Что можно сделать со связанными за спиной руками? Но мне уже было все равно, до того я разозлился.
Он разжал кулаки.
– Чё, пришьешь Пуука? – Он отвесил мне такую оплеуху, что у меня дернулась голова. – Не ори на Пуука. Я тя схватил.
– Не смей. Трогать. Меня, – тихо и жестко проговорил я. Я всматривался в его лицо, чтобы в следующий раз, когда руки у меня будут свободны, узнать и убить.
Он кивнул, вроде бы с уважением.
– Верхний больше не боится? – Он опустился на корточки. – Почему? Боялся, когда я резал метку мидов. – Он указал мне на грудь.
Я дернулся:
– Ничего не мог с собой поделать.
– Порежу тя снова. Если захочу.
Он вытащил нож.
О Господи. Я стиснул зубы и зажмурился, стараясь не заплакать.
Резкий укол в плечо. Я дернулся в сторону и открыл глаза. Он ухмылялся.
– Ну и что? – заговорил я дрогнувшим голосом. – Я тоже бы так смог. Если бы нож был у меня.
– Это кто тут трущобник? – угрожающе проговорил он.
– А разве ты не из них?
– Я мид, – подумав, изрек он наконец.
Нужно продолжать с ним разговаривать, чтобы он не начал бить меня снова. Похоже, он испытывал ко мне уважение за то, что я сопротивлялся. Я спросил:
– Как тебя звать? Мид?
– Я ж говорю, Пуук. А тя?
– Джаред.
– Джаред, – произнес он незнакомое слово. – А племя?
– Не понимаю… Я из Вашингтона.
– Я был. – Он усердно ткнул себя пальцем в грудь. – Чанг брал!
– Как скажешь. – Я пошевелился. – Руки болят. Развяжи меня.
– Не, – он поднял голову вверх, к дневному свету. – Хочу мзду.
Теперь, когда он вроде бы успокоился и был в состоянии рассуждать, я не хотел, чтобы он уходил.
– Пуук, если ты меня отпустишь, мой отец даст тебе вознаграждение.
– Это чё – возграждение?
– Деньги.
– Уже взял, – он сунул руку к себе в карман, вытащил несколько смятых банкнот и похлопал меня по брюкам. – Оттуда.
– Проклятый вор! – Я снова попытался освободить руки.
– Теперь мои.
Он встал.
Я сдержал себя.
– Подумай, сколько денег ты получишь, когда освободишь меня!
– Не. Я тя продам.
Я содрогнулся. Одному только Богу известно, чем это все закончится.
Он потрогал мои носки, точно прицениваясь, сколько они могут стоить. Только сейчас я понял, что на мне нет ботинок.
– Щё вернусь, верхний.
Он подпрыгнул, ухватился за люк, подтянулся и исчез.
Я снова съежился в углу. Кто он такой? Почему мучает меня? Он забрал у меня половину одежды. Неужели заберет и остальное? Что тогда? Я постарался отогнать страх перед неизвестным. На спине выступила испарина.
Я скрестил ноги, подавляя желание помочиться. Скорей бы вернулся этот нижний.
Время шло. Я старался сидеть неподвижно, чтобы не потревожить рану на груди и ободранные кисти. Интересно, что раньше было в этом здании? Лифт отделан латунью. Полуистлевшее покрытие пола, похоже, раньше было роскошным ковром.
Мне стало тревожно, и я начал громко звать на помощь, пока не охрип. Никто не ответил.
Я стискивал ноги, надеясь, что Пуук все-таки вернется раньше, чем я намочу штаны. Это было бы непереносимое унижение.
Становилось все темнее. Я слышал, что оставаться ночью на улице очень опасно. А если он не вернется? Я поежился, несмотря на жару. Совершенно беспомощный, руки связаны за спиной – без Пуука я умру от голода или от жажды. Кабина лифта станет мне гробом. Отец так и не узнает, что со мной случилось. Я с тоской вспоминал свою комнату в нашем коттедже. Что-то скрипнуло.
– Пуук? – стало уже слишком темно, чтобы разглядеть. – Мид?
Молчание.
Я забеспокоился, потом обезумел от страха. Если я останусь здесь один на всю ночь – связанный, покинутый, точно рехнусь до утра.
– ПУУК! – заорал я во все горло.
Сначала полное молчание. Потом снова скрип.
Я ждал, когда появится мальчишка, напряженно вслушивался, пытаясь услышать хоть какой-то слабый звук. Что это было: ветер? Чьи-то голоса? Или все это мне послышалось?
Я вспомнил жутких, отвратительных дикарей, которые гнались за мной.
А вдруг наверху не Пуук, а кто-то другой? Мысленно передо мной пронеслись картины мучений.
Стараясь теперь вести себя как можно тише, я съежился в углу. И ждал.
Что-то разбудило меня. – Я поморгал глазами, но ничего не увидел.
Раздался какой-то звук, потом замигал огонек.
– Пуук? – шепотом спросил я.
– Йо! – Он приземлился у моих ног. Я задрожал от страха и пронзительно вскрикнул.
– Чё, напугал тя, верхний?
Я кивнул. Слишком я испугался, чтобы притворяться.
Он хохотнул.
– Консерву принес.
Мальчишка вынул из мешка две консервные банки.
– Куча мзды. Никто Пуука не надул.
Он поставил на пол перм-батарейку «Вальдес» с прикрепленной к ней лампочкой, сдернул крышку с консервной банки и что-то подцепил грязной ложкой. – Открой рот, я кормлю.
– Развяжи меня, пожалуйста, – я пошевелил руками.
– Не, – он пихнул банку мне в лицо.
– Я не могу так есть!
– Давай.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186