Она об этом не скажет.– Разделяю её чувства, но боюсь, что это всё погубит.– И пускай, – возразила Динни. – Я хочу, чтобы она стала свободной. А больше всего мне жаль Тони Крума.– Почему?– Он – единственный из трёх, который любит.– Понятно, – отозвался Дорнфорд и умолк. Динни стало жаль его.– Вы не прочь прогуляться?– С восторгом!– Мы пойдём лесом, и я покажу вам место, где Черрел убил вепря и завоевал наследницу де Канфоров, как гласит наш геральдический герб. А у вас в Шропшире тоже есть фамильные легенды?– Конечно, есть, но ведь поместье ушло от нас. Его продали после смерти моего отца: нас было шестеро, а денег – ни пенса.– Ох, как это ужасно, когда семья лишается своих корней! – вздохнула Динни.Дорнфорд улыбнулся:– "Живой осел лучше мёртвого льва".Они шли через рощу, и он описывал ей свой новый дом, ловко выспрашивая девушку о её вкусах.Наконец они выбрались на осевшую дорогу, которая вела к холму, заросшему боярышником.– Вот это место. Здесь тогда, наверно, был дремучий лес. В детстве мы устраивали тут пикники.Дорнфорд глубоко втянул в себя воздух.– Настоящий английский пейзаж – ничто не бросается в глаза и все бесконечно прекрасно.– Чарующий вид!– Верно сказано.Он расстелил свой дождевик на склоне холма:– Садитесь и покурим.Динни села:– Вы сами тоже садитесь рядом, – земля ещё сырая.Он сидел подле неё, обхватив руками колени и тихо попыхивая трубкой, а девушка думала: "Если не считать дяди Эдриена, впервые вижу такого сдержанного и деликатного человека".– Было бы совсем замечательно, если бы ещё выскочил вепрь, – сказал Дорнфорд.– "Член парламента убивает вепря у подножья Чилтернских холмов", поддразнила его Динни, но воздержалась прибавить: "И завоёвывает сердце дамы".– Как ветер клонит дрок! Ещё три недели, и все здесь зазеленеет.Сейчас самое лучшее время года. Впрочем, нет, – бабье лето, наверно, ещё лучше. А вам какая пора по душе, Динни?– Когда всё цветёт.– Гм… И ещё жатва. Бескрайние хлеба, должно быть, – великолепное зрелище.– Они как раз поспели, когда разразилась война. За два дня до её начала мы устроили здесь пикник и смотрели, как всходит луна. Как вы думаете, мистер Дорнфорд, многие ли из тех, кто воевал, действительно сражались за Англию?– Практически – все. Кто за тот или иной уголок страны, кто просто за улицы, автобусы и запах жареной рыбы. Я лично дрался за Шрусбери и Оксфорд. Кстати, меня зовут Юстейс.– Запомню. А теперь, пожалуй, пойдём, а то опоздаем к чаю.Всю дорогу домой их разговор сводился к певчим птицам и названиям растений.– Благодарю за прогулку, – сказал Дорнфорд.– Я тоже прошлась с удовольствием.Эта прогулка как-то очень успокоительно подействовала на Динни.Выходит, с ним можно говорить и не касаясь любовной темы.В понедельник на пасху ветер дул с юго-запада. Дорнфорд целый час мирно репетировал с Клер её роль на суде, а затем, невзирая на дождь, отправился с ней кататься верхом. Динни потратила утро, подготовляя дом к весенней уборке и чистке мебели на то время, когда семья будет в городе. Её родители собирались остановиться на Маунт-стрит, она сама с Клер – у Флёр. После завтрака она совершила с генералом обход нового свинарника, постройка которого затягивалась, так как местный подрядчик не торопил своих рабочих, стремясь занять их здесь как можно дольше. Только после чая Динни осталась наедине с Дорнфордом.– Ну, – объявил он, – думаю, что ваша сестра справится, если, конечно, сумеет сохранить самообладание.– Клер бывает подчас очень резкой.– Плохо. Адвокаты не любят, когда их срезает непосвящённый, да ещё в присутствии их же коллег. Судьи тоже не любят.– Да, но её не заставишь плясать под чужую дудку.– Восставать против освящённых веками институтов – неразумно: они слишком хорошо защищены.– Да, – со вздохом согласилась Динни. – Все в руках богов.– А они у них чертовски скользкие. Не подарите ли мне вашу фотографию? Лучше такую, где вы сняты девочкой.– Надо посмотреть, что у нас сохранилось. Боюсь, одни любительские снимки. Впрочем, кажется, есть один, на котором мой нос не слишком вздёрнут.Она подошла к комоду, вытащила один из ящиков и поставила его на бильярдный стол:– Семейная фототека. Выбирайте!Он встал рядом с ней, и они начали пересматривать снимки.– Я лазила сюда много раз, поэтому моих карточек осталось мало.– Это ваш брат?– Да. А вот это он снялся, когда уходил на фронт. Это Клер за неделю до свадьбы. А вот я – видите, с распущенными волосами. Меня снял отец в первую послевоенную весну, когда вернулся домой.– Вам тогда было тринадцать?– Почти четырнадцать. Предполагается, что я здесь похожа на Жанну дгАрк, внимающую неземным голосам.– Очаровательная фотография! Я отдам её увеличить.Дорнфорд поднёс карточку к свету. Динни была снята на ней в три четверти, с лицом, повёрнутым к ветвям цветущего фруктового дерева. Снимок дышал жизнью: солнечный свет заливал цветы и волосы Динни, распущенные и доходящие ей до талии.– Посмотрите, какой у меня восхищённый вид, – сказала девушка. – На дереве, наверно, сидела кошка.Дорнфорд положил карточку в карман и опять нагнулся над столом.– А эту? – осведомился он. – Можно мне взять обе?На втором снимке Динни была уже постарше, но все ещё с косами и круглым личиком; руки её были сложены, голова чуть-чуть опущена, а глаза подняты кверху.– К сожалению, нельзя. Я не знала, что она здесь.Это была точно такая же карточка, какую она в своё время послала Уилфриду.Дорнфорд кивнул, и девушка почувствовала, что он интуитивно догадался о причине отказа. Она смутилась и сказала:– Впрочем, почему бы нет? Берите. Теперь это не имеет значения.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90