– Чем воздать вам за великодушие? Да поможет Творец во всех ваших начинаниях! Только лучше б ребятишкам чего…
– Ешь. И ребятишки голодными не останутся. А про ответную услугу поговорим позже.
Следующие полчаса трапезничали молча, сосредоточенно и жадно. Разведчик не считал нужным поддерживать беседу, Йерс вообще ничего не замечал кроме еды, а крестьяне, видимо, боялись спугнуть неосторожным словом свое внезапное счастье. Половина цыпленка и остатки сыра достались детям. Ужин закончили пивом.
– Неплохое варево, хозяин… – Шагалан откинулся к стене. – Неужто местное? Не ожидал. Ты куда, Йерс? Мал еще со старшими пить. Немного, немного… Не полную же кружку!… Сорванец. Ну что, готовимся к ночлегу?
Перед сном вышел во двор. Висела плотная мокрая тьма, контуры соседних домов едва различались. Шуршанию листвы на ветру вторил одинокий собачий вой. Моросил мелкий назойливый дождик. Шагалан поежился. Было довольно холодно, зато приятно тяжелело и теплилось в животе – чувство нечастое на его памяти. Примостился уже справить нужду к стенке избы, когда заскрипела дверь. Щуплая фигурка затопталась в прямоугольнике света, завертела головой.
– Чего тебе, Йерс? – окликнул юноша негромко. – Или пиво на улицу потянуло?
Мальчишка молча прикрыл дверь, подойдя вплотную, тоже зажурчал на стену.
– Здесь меня оставишь? – проговорил, заправившись.
– Не худший вариант. – Шагалан пожал в темноте плечами. – Ты сам убедился, что остаться должен. Или все еще не согласен?
– Угу, – неопределенно буркнул Йерс.
– Не переживай. Дело сделаю, тогда подумаем, куда тебя пристроить всерьез. Не век же по дорогам слоняться.
– Я не переживаю.
– Переживаешь. И, как представляется, потому, что не веришь, будто вернусь за тобой. Я прав?
Мальчишка сердито засопел.
– Прав, – констатировал Шагалан. – Только напрасно это, приятель. Не для того тебя из-под той телеги вытаскивал, чтобы обманом бросить на улице.
– А для чего?
Юноша замешкался:
– Что ты имеешь в виду?
– Я уж не знаю, кому верить, кому нет, – произнес Йерс глухо. – Иной на взгляд добрый, а нутро – скотское. Так даже хуже, чем явный зверюга, от того хоть понятно, чего ждать. А тут доверишься, расслабишься… и нарвешься. Имелся у меня… опыт.
– И что за опыт?
– Как-то зимой в метель выбрался в поле к стойбищу. Здесь неподалеку происходило. Выяснилось, студенты из города на ночлег остановились. Я тогда совсем плох был, замерзал, думали, не оклемаюсь. Так один из студентов меня два дня выхаживал, молоком поил, ровно младенца… Я ему тоже в тот раз доверился. Поверил, что впервые в жизни повезло, что кончились мои скитания, что обрел близкого человека. Раскатал губу, короче…
– И что произошло?
– Ничего.
– Договаривай уж, коли начал.
Шагалан положил ладонь на плечо мальчишки, но тот рывком стряхнул ее. Голос сорвался, словно он едва сдерживал слезы:
– Говорю, ничего… Скотиной он оказался, вот что. Как я немного очувствовался, оправился, все на место и встало. На очередном привале напились они в дым, привязали меня враскоряку к седлу, штаны спустили… и по кругу… Гады!
– Гады, – согласился Шагалан.
– Я тогда еле сбежал. Вот и верь после…
– История паскудная, Йерс, только не стоит отныне на целый мир злобиться. Не все ж такие мерзавцы, как те студенты.
– Так уж и не все?
– Не все. Ведь сам на подобное не способен? Выходит, уже не все. И среди остальных тоже довольно нормальных людей, поверь. А покуда ступай в дом.
– Значит, вернешься?
Юноша остановился на полушаге, потрепал мальчишку по макушке:
– Ты слышал: жив буду – вернусь. Пошли.
V
Ночь прошла беспокойно. Им постелили на полатях – место хоть и почетное, но не слишком удобное. От близких – руку протяни – жердей крыши пахло копотью и пылью, от подложенных под спину овчин – сыростью. Очаг вскоре затух, дым развеялся, дышать стало легче. Где-то рядом запилил свою песню сверчок. Всю ночь путники ворочались, то один, то другой просыпался и долго хлопал глазами в темноту. Возможно, оба просто успели отвыкнуть от сна в переполненной чужими людьми избе. Возможно, оба опасались каких-то непредсказуемых действий со стороны хозяев. Времена стояли хмурые, всякое случалось на бесконечных дорогах. Убивали и за несколько медяков, а блеск серебра подчас лишал рассудка самого забитого и богобоязненного крестьянина. Впрочем, возможно, оба всего-навсего утомились после целого дня верхом или переели натощак. Уже засопели в углу дети, начал похрапывать хозяин, затихли коза и нежданно наевшийся младенец, даже сверчок закончил свое выступление, а путники все ворочались и хлопали глазами в темноту…
Шагалан проснулся первым, когда в мутных окошках еле брезжило. У его плеча мирно дышал Йерс, свернувшийся калачиком и подложивший ладонь под щеку. Жалко было нарушать сладость его сна, а долгое расставание наверняка грозило превратиться в пытку, причем не столько для разведчика, сколько для парнишки. Осознав это, Шагалан вытянул на свободу котомку и мягко спрыгнул с полатей вниз. Дом, чья убогость и ветхость проявились в утреннем свете куда отчетливее, еще дремал, лишь печальная коза подняла голову. Юноша осторожно прокрался к дверям, где на узком топчане спал Лекстес. Спал тоже беспокойно: судорожно подрагивали переплетенные венами руки, хриплое дыхание сотрясало грудь, колыхалась задранная кверху борода. Гость едва успел приблизиться, как под его взглядом крестьянин вздрогнул, распахнул глаза, испуганно вытаращился. Шагалан, жестом наказав не шуметь, наклонился и прошептал:
– Тихо, хозяин, утро уже, вставать пора. Выйдем, разговор серьезный назрел.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168