Уж он-то прекрасно знал, как заведено в нашей стране: едва человек пробьется к власти, первым делом думает о том, как бы получше обеспечить себя. Недаром депутаты одним из первых вопросов решали, какую зарплату себе назначить.Русич положил трубку, виновато оглянулся на Булатова:– Махарадзе прибыл в Старососненск. Времени у него в обрез.– А с какой целью?– Для изучения участия должностных лиц в заговоре. Главный инспектор также сообщил, что прибыло подтверждение об освобождении от должности бывшего первого секретаря обкома партии Петра Щелочихина.– Махарадзе – грузин? – неожиданно спросил следователь, недобро усмехнувшись. – Выходит, в России нет своих умных людей. Мало нам было Сталина.– Поезжай, Алеша, – посоветовал Анатолий, – потолкуй с Махарадзе, а я пока займусь необходимыми формальностями по организации похорон. Да, звонила Галина, будет через час…Двое суток прошли для Русича в неимоверных хлопотах, хотя появились откуда ни возьмись подхалимы-помощники, готовые для высшего начальства носом землю копать, предложили похоронить его мать на участке, где обычно хоронили высшее областное начальство. Однако Русич отказался от их услуг. У него были помощники: Анатолий, Галина, даже Тиунова приезжала по два раза на дню. Все печальные процедуры свершались на удивление быстро. Он и не представлял, что у мамы Зины было столько друзей, любящих ее. Какие-то женщины в день похорон хлопотали на кухне, незнакомые мужчины вносили и вносили в квартиру венки. В прихожей появился гроб с черным крепом, надгробный памятник с большим крестом и маленькой пятиконечной звездой. В час прощания появилось множество пожилых людей с орденскими колодочками на пиджаках. Фронтовое братство собралось в Старососненске со всех концов бывшего Советского Союза. На венках были надписи на украинском, грузинском, латышском языках, были телеграммы-соболезнования из Венгрии, Чехословакии, Польши. На всех венках похожие слова: «Герою войны – „Володьке“, „Пятая гвардейская будет всегда помнить тебя, дорогой „Володька“ – мама Зина!“Часам к двум к дому начали отовсюду стекаться сотни людей. Шли отовсюду. Старые и молодые, военные и гражданские. Играл духовой оркестр местного гарнизона. Чуть поодаль стояли солдаты с автоматами, чтобы отдать последний салют героине войны.Ранним утром в этот прискорбный день Русичу позвонил городской прокурор. Выразив соболезнование, явно робея и заикаясь, он робко заметил, что по неписаному закону, принятому в России, самоубийц не принято хоронить на общем кладбище да еще с воинскими почестями. Русич, не в силах ответить, молча передал трубку приехавшему из Москвы генерал-полковнику в отставке. Выслушав прокурора, тот резко сказал:– Ты самый настоящий дурак, хотя и прокурор. Мама Зина не кончила жизнь самоубийством. Ее убили. Зверски убили злодеи, которые разрушили все, за что мы сражались! Неужто трудно сие понять?Русич под руку с Галиной Ивановной медленно шел за гробом матери в первом ряду. Страшное горе сегодня объединило приемных детей мамы Зины, заставило забыть о разногласиях. Русич глядел прямо перед собой и думал: «Мама Зина! Человек, который вытащил меня, Толю Булатова, Галину из детского дома, воспитал по-христиански, хотя до поры сама мама Зина не верила в Бога, умер. Вот она в гробу, мама Зина, боевой офицер, командир роты, парторг, фанатик коммунистической идеи. Ее тоже бессовестно обманули. Все обманули. Партия, советская власть, даже мы, родичи. Просмотрели большого человека. В этой проклятой текучке, в постоянных заботах о куске хлеба. И за это предательство прощения никому не будет. До последнего своего часа отныне он, Русич, будет нести крест вины за невысказанные слова сыновней признательности, за неподаренные цветы. И не он, отец, здоровый мужик, а она, старуха, переборов хвори, позабыв обо всем, полетела в Среднюю Азию, в Ташкент, в госпиталь, к тяжело раненному в Афганистане внуку Игорю; не друзья-товарищи, что прежде клялись и божились в братской любви, а она, мама Зина, не поверив тяжким и гнусным наветам, ездила к нему в дальние лагеря, в пересыльные тюрьмы. Это она, мама Зина, больнее всех переживала их семейные неудачи, неустроенность, невезуху. До последних дней пыталась работать в совете ветеранов, регулярно писала фронтовикам-однополчанам, переводила последние деньги инвалидам. Казалось, за все добрые дела ей должно воздаться добром еще на земле, но… усталым, озверелым нашим людям нынче не до того. Нет, здесь он явно не прав. Вон сколько народу идет за гробом, выходит, помнят, чтут и скорбят…»Гроб, увитый кумачом и черным крепом, медленно, на полотенцах, опускался в могилу. С глухим стуком посыпалась на крышку земля. Наверное, уже с полмесяца не было в здешних краях дождя, земля рассохлась, трава пожухла, как пожухнет отныне и жизнь всех тех, кого она называла сынами и дочерьми.Над кладбищем поплыли звуки траурной мелодии, вскинули вверх автоматы воины местного гарнизона. Небо распорол залп. Алексей покачнулся. Показалось, не в воздух, а ему в самое сердце ударили горячие капли свинца. Земля дрогнула, накренилась. И ему почудилось, что и он, сраженный наповал, рухнул вслед за матерью в вязкую черную тьму… * * * Субботин не сразу узнал лидера, встретив его у вагона. Перед ним остановился совсем незнакомый мужчина, лет на пятнадцать старше того молодцеватого полковника, которого он знал. Видимо, гримеры потрудились на славу, отправляя шефа в командировку. Возможно, Субботин прошел бы мимо лидера, но тот тихо сказал вслед:– У вас случайно нет ли «Ключа Соломона»?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154