По этому договору Словения и Хорватия попадут в сферу интересов Германии, прикарпатская Украина присоединится к Венгрии, в которой уже не будет ни народного, ни коммунистического правительства, Предательство!Площадь загомонила. Оратор продолжал бросать яростные фразы:– Русские братья и сестры! Вот уже более семидесяти лет в России нет русского правительства! Нет у нас и русской Конституции! Нет русской партии, коммунистическая не в счет! Вы только вдумайтесь в мои слова: в каком-нибудь Кыргызстане есть ЦК Компартии, у Литвы – ЦК, у Казахстана – ЦК. Даже у Ойрот-Туры – горком! А у русских? Где ЦК Компартии России? То-то! Верно ли я говорю?– Про ЦК хватит! Нам без него ни холодно, ни жарко! Ближе к делу двигайся! – выкрикнул все тот же пьяненький голос.– А вы хотите знать, почему у нас до сих пор нет русской партии? Кому-то очень нужно, чтобы у нас, русских, навсегда отбило национальную гордость, национальную память!– Хорош брехать! – раздались голоса. – Сам-то из каких будешь?– Понимаю вас, братцы, тяжело слушать сии истины! – напористо продолжал неизвестный Русичу доктор наук из Воронежа. Он, казалось, вообще не слышал выкриков из толпы. – Скажите, где наша с вами русская газета? В Советском Союзе есть всякие «Правды»: татарские, удегейские, якутские, а русских нет. А радио? А телевидение, на котором засели люди с весьма сомнительными фамилиями?Это уже становилось малоинтересным. Русич попробовал уйти, пробиться через разношерстную толпу, ничего не получилось. Волей-неволей пришлось слушать вспотевшего оратора:– Ответьте мне, люди Старососненска, как случилось, что 170 миллионов вдруг забыли напрочь, что они русские. Почему мы живем без Бога в душе, без православных церквей, без национальных клубов, без русских священников? Кто совершил над нами операцию амнезии?– Чаво, чаво? – дурашливо вопросил какой-то мордатый парень, что стоял, позевывая, рядом с Русичем.– Амнезия – операция по удалению памяти. Нет, это не русские сделали! А кто же? Судите сами, в 1917 году, когда свершилась так называемая Октябрьская революция, из двух тысяч красных комисаров, запомните эту цифру, одна тысяча восемьсот тридцать два человека были лицами нерусской национальности. Кто их звал сюда, кто просил делать революцию? Знаете ли вы, люди, что Каменев, Зиновьев, Троцкий и иже с ними никакие не Зиновьевы, не Каменевы, а бронштейны и розенштейны? А русские псевдонимы взяли, чтобы заморочить россиянам голову, чтобы тульские да рязанские мужички батрачили на них? Посему я призываю вас, русские люди, объединяться! Если понадобится, то встать с оружием в руках против замаскированных иноземных поработителей.– Ты не доктор наук! – не выдержал Русич. – Ты провокатор! Хочешь, чтобы и в России пролилась кровь? Убирайся прочь, покуда цел! – Взмахнул кулаком.Русича поддержали немногие, их голоса мгновенно потонули в возмущенном гуле. Однако выкрик сей многое изменил. Задвигалась толпа чернорубашечников, повинуясь неслышным командам. И вдруг… Алексею показалось, что впереди боевиков общества «Память», пробивая локтями дорогу, направляется к нему старый знакомый Пантюхин, неизменный дружок Петра Кирыча Щелочихина. Русич присмотрелся получше. Сомнений не оставалось.И вдруг Пантюхин узнал Русича.– Говнюк! Очухайся! – заорал он прямо в лицо Алексею. – Опять прешь на рожон, сучонок! Ну, хорошо, теперь пеняй на себя! – хотел отвернуться, уйти прочь, но Русич достал его мощным прямым в переносицу. Пантюхин кувыркнулся под ноги толпы.Русич осмотрелся, куда бы выйти из толпы, но не тут-то было. Изуверившиеся во всем люди выплескивали свой гнев на кого попало. Бились, как обреченные гладиаторы, до тех пор, пока не завыли милицейские сирены. Алексей повернул голову и… потерял сознание – тяжелый удар обрушился на его затылок. Стало тихо и темно. Русич не видел ни милиции, ни Пантюхина, ни боевика, который ударил его металлической трубой.Очнулся в больничной палате. Превозмогая боль в голове, попытался вспомнить, что с ним произошло?Потом снова тьма поглотила его. Исчезла белая палата, занавески на окнах. Однако, как показалось Алексею, через мгновение сознание вернулось. И даже стало чуточку легче дышать. И тут в палату заглянула миловидная медсестра.– Вы большая умница! – заботливо поправила одеяло, взбила подушку. – Как здорово, что вы наконец-то пришли в себя, а то…– Я умирал?– Нет, но врачи и ваши многочисленные друзья очень волновались.«О чем это она? – Голова шла кругом. – Откуда друзья? Кроме мамы Зины, Толи Булатова, пожалуй, больше и нет никого. А если в дело вновь вмешался всемогущий Петр Кирыч? Я ведь для чего-то ему надобен?» – Русич закрыл глаза, стараясь ни о чем больше не думать. Однако против его желания перед мысленным взором вновь и вновь всплывали отрывочные картины митинга.Снова неслышно приотворилась дверь, и в нее бочком, с явной опаской проскользнула медсестра. В руках она держала шприц с приподнятой вверх острой иглой. Мило улыбнулась, будто старому знакомому сказала:– Чуточку потерпите, Алексей Александрович. Я сделаю обезболивающий укол!– Умертвить меня хотите? – слабо пошутил Русич. – Валяйте, мне теперь все едино.– А вы, однако, шутник! – медсестра покраснела.Сколько Русич спал, неизвестно. Очнулся уже под утро. Блеклые тени робко пробирались в полузатемненную палату… Заслышал легкие шаги в коридоре. И заволновался, томимый предчувствием. Почему? Мало ли сколько людей ходит по больничному коридору. Но эти шаги были явно предназначены ему, звучали необыкновенной райской музыкой. Русич криво усмехнулся: «Видимо, поднимается температура, начинаю бредить».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154