Ассоциация советовала Гринько выждать, как будут развиваться события, держать «на крючке» Петрушанского, в нужный момент, угрожая разоблачением, включить полковника в число потенциальных сторонников ассоциации. Остальное доделают специалисты ассоциации. По делам службы он уже трижды был в Европе, один раз в Америке. Там его прихватят. Делать это спецслужбы ассоциации умеют отлично.Окончательно успокоясь, Гринько поехал к полковнику Петрушанскому, извинился за вынужденную задержку, доложил о выполнении задания, передал список. Полковник даже не пригласил сесть. Снизу вверх смотрел на Гринько пустыми и жестокими глазами.– Вы мне все сказали, Гринько?– Вы сомневаетесь?– А если я попрошу вас пройти в лабораторию и провериться на детекторе? – Жестко прищурился.– А если я пойду на прием к Председателю и доложу о Люберцах? – Гринько мгновенно сообразил, Петрушанский что-то заподозрил. Может, засомневался в том, что Гринько болел. А может… И он решил опередить события, нарушив совет штаб-квартиры ассоциации. Риск оказался оправданным. Полковник мгновенно сменил гнев на милость, дружески хлопнул Гринько по плечу.– Ладно, не будем ссориться! Благодарю вас, можете идти!Гринько нужно было возвращаться в Химки, но он решил проверить искренность Петрушанского, пошел в сторону проспекта Калинина, ныряя в проходные дворы и снова появляясь на проспекте. И очень скоро выяснил, что «тащит за собой хвост»…Алла Возвышаева, вчерашняя крановщица, никак не могла привыкнуть к огромному кабинету председателя заводского комитета профсоюза. Ее пугал огромный дубовый стол, на котором могли спать три человека, смущал дорогой чернильный прибор из моржовой кости с фирменным знаком изготовителя: «Уэлен, север, 1942 год». Да и остальное в кабинете было чужеродным для характера Аллы: тумбочка при столе с тремя разноцветными телефонами, холодильник со всевозможной закусью и выпивкой на случай прихода высшего профсоюзного и партийного начальства.На первых порах ее председательствования буквально каждый тащил в кабинет что-нибудь в потном кулаке, благодарили за любую мелочь: путевку в санаторий, место в детсаду, материальную помощь. Помнится, однажды, прямо на заседании профкома, она прилюдно пошутила: «Как думаете, ребята, похожа я со своей мордуленцией на нищенку?» Ребята засмеялись. А она продолжила мысль: «Объясните в цехах и отделах, что хватит совать милостыню председателю, авось она не беднее вас». И завершила речь совсем неожиданно, в своем стиле, фраза эта долго гуляла по всему Старому металлургическому заводу: «Если кого сильно уважила, то… бери бутылку, приходи ко мне домой в любое время дня и ночи, нальем по стопарику, выпьем как друзья и… по своим квартирам». Не подозревала, чем обернется шутка: в завком и домой к ней стали тащить водку, коньяки, шампанское. И отступать было некуда. Даже после того как она написала статью в многотиражку, лавина водочных подношений не убавилась. Чтобы не компрометировать начальницу, работяги оставляли бутылки секретарю-машинистке, наивно надеясь, что эта бойкая секретарь-машинистка передаст «магар» по прямому назначению…Наконец-то завершился официальный рабочий день председателя завкома. Устала до чертиков. Сидела, не испытывая никаких желаний. Бывало, отвкалываешь смену на кране, среди огня и грохота, и то не так устанешь, как тут, в роскошном кабинете, в мягком кресле. Когда-то ее присуха, журналист Сергей Спичкин, рассказывал про нездешнего философа, который доказывал, что жизнь простого крестьянина куда спокойней и здоровей, чем жизнь, к примеру, академика, у которого и аппетита нет, и бессонница на перине из гагачьего пуха. Так и она, рабочая баба, волею судьбы попавшая в начальственное кресло, познала на себе прелесть руководства, когда после каждого разговора с человеком завыть по-волчьи хочется. Рвешься помочь, а чем? Завком – не пещера Аладдина. Алла потянулась так, что хрустнули кости, отключила один за другим все три телефона, нажала кнопку звонка. Секретарша, крашеная-перекрашеная особа по имени Софочка, словно улавливая желание начальства, внесла на расписном хохломском подносе ее любимую красную чашку с крепким чаем, бутерброды, сахарницу и лимон, нарезанный дольками.– Чаек-то кстати! Устала под завязку.Возвышаевой сегодня почему-то хотелось расслабиться, сбросить невидимую, но больно тяжелую тогу начальницы. Можно, конечно, было укатить домой, но… Существовало в партийных и профсоюзных организациях неукоснительное правило: после окончания рабочего времени нужно оставаться на посту еще около часа, в любую минуту могли позвонить либо из обкома профсоюза, либо из облсовпрофа, а то и прямо из ЦК профсоюза. Это было издавна заведенной проверкой подлинной деятельности ответственного лица: если на месте, значит, соответствует…Постояв немного в раздумье, она подошла к холодильнику, но открывать дверцу не стала, лишь приткнулась горячим лбом к полированной дверце. Хотелось остудить лицо, но поверхность холодильника была теплой, изнутри исходил тошнотворный запах портящихся продуктов.«Завтра же прикажу выбросить на помойку этот блестящий ящик», – остервенело подумала Алла, возвратилась в свое кресло, подперев лицо ладонями, задумалась. Господи святый! Какая благодать была в ту совсем недавнюю пору, когда она, свойская девка, вкалывала в первом труболитейном цехе. По-хозяйски восседала в обшарпанном, изрезанном перочинным ножом так называемом кресле в кабине крана. Снисходительно поглядывала сверху вниз на работяг в брезентовых робах и касках, что суетились возле разливочных машин.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154