Еще одна разлеглась на расшитой драгоценными каменьями подушке,
где обычно отдыхала любимая черная мартышка Элакерии, племянницы сюзерена
и весьма пышнотелой погубительницы мужчин: в один прекрасный миг Элакерия
рассеянно протянула пухлую ручку, чтобы погладить зверька, и ее пальчики с
позолоченными ногтями наткнулись не на бархатистый мех, а на короткую и
жесткую шерсть.
В памяти жителей сохранилось нашествие крыс во времена взрыва Черной
Хвори, но тогда они испуганно метались по улицам или жались по углам и
никогда не расхаживали столь нагло и решительно, как теперь.
Такое поведение тварей заставило стариков, сказочников и редкобородых
ученых мужей вспомнить страшные предания о том, что когда-то, много
десятков веков назад, на месте Ланкмара находился горбатый город,
населенный крысами размером с человека; что в те времена у крыс был свой
язык, свое правительство и даже целая империя, простиравшаяся до границ
непознанных миров, которая сосуществовала с людскими поселениями, но была
гораздо более сплоченной; что под толстыми стенами Ланкмара, много глубже
обычных крысиных ходов и людских подземных сооружений якобы существует
метрополия грызунов - с низкими потолками, улицами, домами, яркими
фонарями и хранилищами, доверху набитыми украденным зерном.
И теперь крысы стали вести себя настолько заносчиво, что, казалось,
им принадлежит не только легендарная подземная метрополия, но и весь
Ланкмар вообще.
Матросы с "Каракатицы", которые собрались было изумить в таверне
собутыльников и сорвать с них не одну выпивку за рассказы о страшном
нападении крыс на их судно, обнаружили, что Ланкмар интересуется
исключительно собственным крысиным нашествием. Матросы приуныли и
встревожились. Некоторые даже поскорее вернулись на "Каракатицу", где
звездочет снова стал зажигать защитные фонари, а Слинур и черный котенок в
беспокойстве прохаживались по юту.

8
Глипкерио Кистомерсес приказал зажечь толстые свечи, хотя закатное
солнце еще ярко освещало высокую пиршественную залу, выходившую окнами на
море. Впрочем, монарх-орясина казался крайне веселым, когда, хихикая и
посмеиваясь, заверил своих серьезных и испуганных советников в том, что у
него есть секретное оружие, благодаря которому крысы будут уничтожены в
самый разгар своего наглого вторжения и к следующему полнолунию в Ланкмаре
от них не останется и следа. Сюзерен поднял на смех своего изборожденного
морщинами главнокомандующего Олегния Мингологубца, который для борьбы с
мохнатыми захватчиками предложил вызвать войска из близлежащих городов.
Казалось, правитель не замечает ни тихого топотка, раздававшегося за
роскошными шторами всякий раз, когда на миг затихали разговоры и звон
ножей и вилок, а также маленьких черных теней на четырех лапках, изредка
выхватываемых из мрака отблеском свечей. Банкет шел своей пьянственной
дорогой, и Глипкерио становился все более веселым, беззаботным - даже
шальным, как начали перешептываться некоторые. Однако его правая рука с
бокалом на длинной ножке дрогнула дважды за вечер, потные пальцы
спрятанной под столом левой руки тряслись непрерывно, а свои костлявые
ноги он согнул в коленях и поставил золоченые каблуки на серебряную нижнюю
поперечину кресла - только бы не прикасаться к полу.
А снаружи тусклая ущербная луна освещала маленькие горбатые тени,
движущиеся по кромкам всех крыш, за исключением зданий на улице Богов, где
помещались разнообразные храмы ланкмарских богов, а также святыня истинных
богов Ланкмара с ее высокой и вечно немой прямоугольной колокольней.

Серый Мышелов уныло расхаживал взад и вперед по светлой песчаной
дорожке, огибавшей купу благоуханных укромных деревьев. Каждое из них
напоминало громадную перевернутую корзину с полукруглым дном и стенками из
множества упругих и тонких ветвей, которые были густо усыпаны зеленой
листвой и снежно-белыми цветами и свисали вниз так, что внутри, вокруг
ствола образовывалась весьма укромная комнатка в форме колокола со стенами
из листьев и цветов. Ужинавшие в цветах огненные жуки, светящиеся осы и
ночные пчелы смутно обрисовывали каждый такой естественный шатер своими
бледными мерцающими огоньками золотого, фиолетового и розоватого цветов.
Из двух или трех радужных беседок уже доносился тихий шепот
возлюбленных, а быть может - как что-то вдруг кольнуло Мышелова, - и
воров, выбравших это невинное и традиционно почитаемое уединенное место
для разработки планов ночных грабежей. Будь Мышелов помоложе, или в
какой-нибудь другой вечер, он непременно подслушал бы этих любителей
уединения и обчистил бы еще до них выбранные ими жертвы. Но сейчас это не
входило в его планы.
Высокие здания на востоке заслоняли луну, поэтому, если не считать
мерцающих укромных деревьев, на площади Тайных Восторгов стояла кромешная
тьма, и лишь кое-где тусклые огоньки и тлеющие угли освещали товары
уличных торговцев, да ритмично покачивали своими красными фонариками
фланирующие куртизанки.
Сейчас эти последние источники света ужасно раздражали Мышелова, хотя
в прежние времена, он, случалось, устремлялся на них, как ночная пчела на
цветок укромного дерева, да и во время обратного рейса на "Каракатице" он
дважды видел их во сне. Однако несколько крайне неудачных визитов
прошедшего дня, сперва к кое-каким светским подружкам, потом в самые
завлекательные городские бордели, наглядно продемонстрировали Мышелову,
что вся его мужественность, которая так взыграла в Кварч-Наре и на борту
"Каракатицы", почему-то иссякла, если не считать тех случаев, когда - как
он сперва предположил, а теперь горячо надеялся - дело касалось Хисвет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94