– Где не достигнуто совершенство, там виновато одиночество, ибо оно ущербно.
В конце концов каждый остался при своем мнении.
– Приходите еще, если захотите, – пригласила доктор Гласс на прощанье. – Расскажете, что у вас на сердце. Испробуете белый шум.
Он поблагодарил ее с преувеличенной любезностью, к чему всегда был склонен, и отправился на поезд. По дороге домой непродолжительный душевный подъем сменился тяжкой депрессией. Энн встретила его на станции в автомобиле.
Она поднялась в спальню, а он остался почитать в ее кабинете. Весь первый этаж дома был завален припасами. Всюду лежали упаковки с консервированными продуктами, пластиковые бутылки с напитками, горы белья в целлофане и баллоны с пропаном. Весь дом пропитался запахом вяленой говядины, которую Энн готовила на кухне, подсушивая полоски мяса на противнях в духовке. Местные мясники уже приветствовали ее как постоянную покупательницу, бравшую за один раз по нескольку фунтов филея, нарезанного как можно тоньше.
Из кабинета ему было слышно, как в ванной Мэгги занимается стиркой. Он отложил свою книгу и, когда она с выстиранным бельем в руках проходила мимо, окликнул ее.
– Как дела, Мэгги?
– Хорошо, – коротко ответила она.
Он спросил, не могла бы она зайти поговорить на обратном пути. Эта просьба словно озадачила ее.
– Конечно. – Она пожала плечами в недоумении. Минут через пять Мэгги вошла в кабинет, чуть ли не крадучись, утирая рукавом нос, словно несмышленый ребенок. У нее все время обнаруживались какие-нибудь неприглядные манеры.
– Что в твоих устах означает «хорошо»? – спросил он.
– Не знаю. Я хотела сказать, что у меня все в порядке. И ничего больше.
Браун почувствовал вдруг, что не находит слов, чтобы спросить то, что хотел. Сеанс у Карен Гласс сказывался – у него осталась потребность погони за откровенностью и жажды чего-то такого, что нельзя выразить словами.
– Лето у нас выдалось сумасшедшее, я знаю, – начал он. – Все вверх тормашками. Жаль, что мы не смогли выбраться на остров. Мне так этого хотелось.
– Все в порядке, пап.
– Ну а как дела на работе? – На лето она поступила на подсобную работу в супермаркет на Пост-роуд. Браун не разрешил ей пойти в местный «Макдональдс», где платили больше денег. Окружение было неблагополучное и заставляло его опасаться бандитов, похитителей, буйных помешанных и тому подобного.
– Хорошо, – коротко ответила она.
– Мне кажется, что это более подходящий вариант, – сказал он. – Нам с мамой не приходится беспокоиться за тебя все время. Это же лучше, как ты считаешь?
– Конечно. Думаю, что лучше.
– Нам надо побеседовать. Как-нибудь, до твоего отъезда в школу, мы пойдем куда-то пообедать. Ты можешь сама выбрать место. Мы могли бы даже съездить в Нью-Йорк.
– О'кей. – Мэгги была немногословной.
– Куда же, – мрачно настаивал он, – ты хотела бы съездить?
Мэгги проглотила слюну и стиснула губы. Неопределенное движение плечами скорее напоминало нервное передергивание. Она улыбнулась ему, но лицо ее выражало отчаяние.
– Я не знаю.
– Но ты же что-то предпочитаешь?
– Мне все равно, – проговорила она. – Куда хочешь.
Сверху раздался спасительный голос Энн:
– Оуэн? Ты идешь?
Они с Мэгги переглянулись, как тайные соучастники.
– Да, – отозвался он. – Сейчас иду.
– Не знаю, что с ней происходит, – пожаловался он Энн. – В моем присутствии на нее словно столбняк нападает. Она ведет себя тан, будто я ее враг.
– Это пройдет у нее, Оуэн. Вот увидишь.
– Я читал на прошлой неделе о последствиях длительного курения марихуаны: дети теряют живость и становятся пассивными. Я подумал, не в этом ли здесь дело.
Энн рассмеялась.
– Не в этом. Поверь мне.
– Почему ты так уверена? Этого добра полно вокруг нее в школе.
Энн покачала головой, забралась в постель и закрыла глаза. Через некоторое время она спросила:
– И как у тебя прошла встреча с экстрасенсом?
– Мне кажется, что довольно плохо.
Она лежала на подушке и напряженно разглядывала стену в дальнем конце спальни.
– Почему?
– Не знаю, – торопливо ответил он. – Думаю, что я выставил себя дураком. Во всяком случае, мне так кажется.
Он пошел в ванную чистить зубы.
– Почему дураком? – спросила она, когда он лег в постель. – О чем она спрашивала тебя? Что ты говорил?
– Это молодая женщина. Сеанс длился совсем недолго.
– Я уверена, что сеанс прошел отлично.
– Нет, – возразил он. – Я почему-то чувствовал себя скованно и иногда говорил не то. У меня было такое чувство, что я говорю неправду.
– Оуэн, – она улыбнулась, – ты, наверное, единственный в мире человек, кого волнуют подобные вещи. – Она приподнялась на локтях. – Ты думаешь, другие требуют от себя так же много? – Страсть в ее голосе удивила их обоих. – Неужели ты думаешь, что кто-то еще, кроме тебя, придает столько значения таким вещам, как правда?
Он засмеялся и тут же сообразил, что Энн, должно быть, опять прикладывалась к бутылке.
– А разве нет?
– Только не в этой стране! – выкрикнула она. – Только не в наши дни и не в наш век!
20
По утрам Браун совершал пробежки вдоль берега, наслаждаясь свежим сухим воздухом. Лето кончалось, и с каждым днем становилось все прохладнее. Туман над Зундом поднимался, как дым. Дни становились короче.
Их дом все больше напоминал мелочную лавку. Он был набит радиоэлектронным оборудованием, леерами и парусиной, всевозможными консервами и картами. Сильный запах вяленого мяса, с которым они продолжали экспериментировать, подбирая посол по его вкусу, пропитал все и, казалось, въелся даже в деревянные панели. Он так опротивел Брауну, что у него пропала всякая охота брать этот продукт с собой вообще.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135