– Все говорят, – отмахнулся Джек.
– Что с вас, мужиков, взять, – усмехнулась она, – у вас одно на уме.
– Твой муженек не внушил к себе уважения. – Джек Кэмбл продолжал в своем духе.
– А что такое теперь уважение? – спросила Энн. – Если бы мне понадобилось узнать что-то о человеческом уважении, разве сюда я пришла бы за этим? – Она обвела рукой кабинет и все, что находилось вокруг.
– У тебя хорошая выдержка, девочка.
– В этом месте, где одни холуи, нет никого, кому было бы известно значение этого слова – уважение. Даже не пытайся рассказывать мне про моего Оуэна, папа.
– Вы с ним два сапога пара, – сказал Джек. – Вы стоите друг друга.
Оставаясь каждый при своем мнении, они сидели, потягивая виски, и ждали, когда успокоятся нервы. Энн уже готова была пригрозить отцу, что не даст ему видеться с Мэгги. Наконец она встала и прошла к окну, выходившему на юг. Открывшийся из него вид на узкий пролив, через который должен был идти Оуэн, наполнил ее сердце ужасом. Слова отца о побеге все еще звучали у нее в ушах. Оуэн представлялся ей как никогда далеким и потерянным для нее.
– Я не могу понять твоего отношения к Оуэну, – говорила она, не оборачиваясь к отцу. – Я прожила с ним двадцать лет и никогда не видела, чтобы он сделал что-нибудь недостойное, А ведь он мог избежать участия в боевых действиях. Мог пойти к тебе на какую-нибудь хорошо оплачиваемую работу, где ему не надо было бы выкладываться. Так и сделали некоторые людишки, о которых я не буду говорить. Почему же ты унижаешь его все время?
Она смотрела в окно. За ее спиной раздавался смех Джека Кэмбла.
– Ты считаешь, что это несправедливо? – спросил он. – Ну, я не знаю, в чем тут дело.
– Я замечаю, что Оуэн заставляет некоторых чувствовать себя неуютно.
Отец опять засмеялся, и она почувствовала, что ее раздражение растет.
– Мне известно, что он неплохо обеспечивает семью, Энни. Он не пьет и не бьет тебя. Но… – Он посмотрел на нее с легким замешательством, словно опасался, что не сможет доступно выразить свою мысль. – Знаешь, в порту, как бы тебе сказать, человек должен держать себя определенным образом. К примеру, на улице человек ведет себя так, а в салуне иначе. В порту тоже есть свои законы поведения. Он не понимает их, вернее, понимает не так, как все.
– И это все твои претензии? – спросила она.
– Его достоинства мне известны, – не ответил он на вопрос. – Но даже лучшие из них не вызывают у меня восторга.
– Надеюсь, ты понимаешь, что я всячески подталкивала его к этому походу. – Сказав это, она ощутила паническое смятение в душе. – Ему необходимо было решиться на это. Ради себя и ради нас.
– Я бы не пошел на такое.
– Послушай, он любит яхты, любит море. Это же такие чистые и простые вещи. Я люблю его, потому что он любит их.
Терпение Джека, похоже, иссякло.
– Романтика моря? Да ведь океан – это Богом проклятая пустыня. Там нет ничего – одни только закомплексованные типы да чудаковатые филиппинцы. Там больше не найдешь американцев, потому что мы уже прошли через это.
– Ну что же, – проговорила Энн, – Оуэн имеет свой взгляд на океан и на отношение страны к этому.
– О Господи! – воскликнул Джек. – Пощади меня! Я никому не уступлю в своем патриотизме. Но совершенно не желаю знать взгляды твоего мужа на состояние страны.
Через мгновение они уже смеялись.
– Он и вправду такой хороший моряк? – мягко поинтересовался Джек. – У него есть темперамент?
– Он достаточно находчивый и сильный. Поверь мне, отец.
– И что же, он действительно дал себя уговорить? Ты и вправду думаешь, что он решился на гонку из-за вас?
– Я уверена в этом. Чтобы мы могли гордиться им. Такой уж он человек.
Довольная результатом своего визита, Энн на прощание обняла Антуанетту. Но при этом ей почудилось что-то зловещее в сочувствии, проявленном секретаршей при расставании. Словно промелькнул намек на тягучие вдовьи сумерки, которые она может разделить с ней, посещая по вечерам танцзалы, лишенные окон. И Энн вдруг резко выпрямилась и отшатнулась от объятий полицейской вдовы.
Спускаясь в одиночестве на скоростном лифте, она впервые задумалась о природе одиночества, в котором ей предстоит пребывать ближайшие месяцы. Каждому из них действительно придется остаться один на один со всем миром, как это было во время войны. Рассчитывать на чью-то поддержку и сочувствие не приходилось.
Да и сама мысль о чьей-то поддержке вызывала у нее отвращение. Нет, ей не требуется утешение. Им нужна только победа. Только она могла стать их реваншем. Утешение нужно другим – ничтожным и посредственным. Ей требовалась только победа.

ЧАСТЬ ВТОРАЯ
30
Вскоре после восхода солнца, когда от маяка Амброуз его отделяли двое суток и две сотни миль пути, Браун сидел в открытой рубке «Ноны» и всматривался в горизонт на западе. Вдали за кормой исчезали из виду последние белые плотные тучи над родным берегом. Устойчивый норд-вест в пять узлов посвистывал в парусах.
В тот вечер несколько месяцев назад, когда впервые позвонил Гарри Торн, Оуэн сразу же принялся прокладывать на адмиралтейских картах свой кругосветный маршрут. Но сейчас, наблюдая, как мимо проплывают белые шлейфы утреннего тумана, он не испытывал желания заниматься прокладкой курсов. В последние часы предрассветной темноты он задремал и, проснувшись, обнаружил, что его подхватил Гольфстрим и несет по залитому солнцем серо-голубому океану. «Как долго, – подумал он, – я обещал себе незнакомые небеса над головой». Перегнувшись через борт, он опустил руку в набегающую волну и почувствовал ее тепло. Это ощущение вызвало у него улыбку.
Какое-то время он казался себе беглецом, охваченным единственным желанием идти, очертя голову, вперед, лишь бы подальше от берега.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135