– Когда же мы снимали это? – удивился Херси.
– Я снимал один.
– Я поняла замысел, – уверенно заявила Памела. – У них одинаковые походки.
– Памела, – заметил Стрикланд, – не все можно понять.
– У тебя всегда есть «нечто», которое можно понять.
– Даже я не всегда знаю, что оно представляет собой, это «нечто».
– Нет, ты знаешь, – настаивала она. – Ты знаешь все.
– Но разве можно было снимать без их ведома и разрешения? – с невинным видом спросила Джин Мэри. – Так нечестно.
– А вы что, Джин Мэри, адвокат? Я думал, вы учитесь в школе кинематографистов.
– Учусь, – не смутилась она.
– Тогда ответьте, почему это непозволительно мне? Пудовкин однажды живьем зажарил корову. Позволительно ли это было ему? Я хочу сказать, кто в этих случаях может быть судьей?
– Вот это да! – воскликнул Херси. – Целую корову?
– Это сибирский эквивалент омара. – Стрикланд оставался совершенно серьезен. – Телятина в собственном соку.
– Я не думаю, что это правильно, – проговорила Джин Мэри.
Теперь они видели на мониторе Брауна, погруженного в свои мысли и уставившегося отсутствующим взором на Нижнюю бухту.
– Он похож на Ирвинга Пичела, – подметил Херси, – в «Дочери Дракулы».
Все развеселились.
Следующим номером программы они увидели Брауна, идущего на ощупь, как можно было предположить, по винтовой лестнице в двухэтажной квартире. Он передвигался, выставив вперед руку. Огромная бордовая штора на окне не пропускала солнечный свет.
– Я называю это, – комментировал Стрикланд, – «Слепой Орион в поисках восходящего солнца».
– Он не знает, что вы снимаете его на пленку?
– Он думает, что он в темноте. Это квартира Мэтти Хайлана. Нам удалось попасть в нее, и я заменил там обычные лампочки на инфракрасные.
– Итак, – понял Херси, – он думает, что его не видно в темноте. На самом же деле он освещен, как «Мир Диснея».
– А что это на стенах? – поинтересовалась Памела. – Кровь?
– Как же так получилось, что вы не взяли меня на эту съемку? – потребовал Херси ответа у своего патрона. – Что я вам, какой-нибудь недоумок с улицы?
– Как вы ему объяснили происходящее? – спросила Джин Мэри. – Каким образом затащили туда?
– Я сказал, что хочу поэкспериментировать. Этого оказалось достаточно. Он образованный мужчина и ценит искусство.
– Это так неэтично, – заметила Джин Мэри. Стрикланд все еще размышлял над своей предыдущей сентенцией. И продолжил ее:
– Этот парень из тех, кто понимает прекрасное. Он только не знает, что именно ему в нем нравится.
– Должно же быть в вас сочувствие, – настаивала Джин Мэри чуть не плача.
– Доброе сочувствие, да. Вообще со-чувствие – штука странная. Оно бывает разное.
Памела вдруг начала дрожать.
– Кто смотрел «Затерявшихся в пространстве»? – спросила она. – Они точно так же показывают там семью расистов. Любопытно показывают. И есть такая сцена. С роботом и голубым. Она происходит в пещере, где разносится эхо. Это так жутко. Кто-нибудь помнит?
На нее никто не обратил внимания.
– Неужели, – волновалась будущая кинематографистка Джин Мэри, – законы документалистики позволяют навязывать своему объекту односторонний контекст? Вводить его в заблуждение? Делать его слепым?
– Джин Мэри, – удивленно произнес Стрикланд, – а я-то думал, что вы просто хорошенькая и глупенькая свинка.
Херси успел выхватить из ее руки бутылку колы, прежде чем она смогла запустить ею в Стрикланда. Обезоруженная, она вместо этого укусила себя за большой палец.
– Когда я снимаю людей в кино, Джин Мэри, я подхожу к этому так: они для меня город – я для них часы. Понятно?
– Считаете себя часами? – Джин Мэри была уязвлена, – ничего, дядя, когда-нибудь кто-то отсчитает и ваше время.
22
Как-то ранним утром, пожертвовав своей привычной пробежкой, Браун отправился на остров Статен. Восход застал его среди солончаков Бронкса и небоскребов делового центра. На верфи он воспользовался своим электронным ключом и поднялся на борт «Ноны».
За день до этого пришло письмо от Базза Уорда. У Брауна не хватило смелости сразу прочесть его. Нераспечатанный конверт остался лежать в одном из ящиков стола. Ночью Браун несколько раз просыпался от того, что ему снилось, будто он один в море. Они с Энн собирались провести этот день за городом, и ей необходимо было оставить записку с извинениями. Ему казалось, что сейчас важнее вернуться на яхту.
На яхте у него оказалось не так уж много дел, но здесь он явственно ощутил груз ошибок, неудач и недоделок, обнаружившихся в пробном плавании.
Повсюду вокруг него размещались приборы и индикаторы дорогого навигационного оборудования. Даже после трехдневного плавания все это оставалось для него тайной за семью печатями. Оборудование установили на позапрошлой неделе двое бывших военно-морских инженеров-электронщиков. Как было хорошо известно Брауну, от электронщиков на флоте всегда мало проку. Они вечно витали в заоблачных высотах научной фантастики, приправленной маоизмом, неонацизмом и философией Аян Ранда. Те двое, что устанавливали на «Ноне» навигационное оборудование, тоже изъяснялись на птичьем языке компьютерщиков, да еще с уклоном в современную хиромантию.
Строго говоря, вокруг не было никого, кто мог бы дать ему дельный технический совет. Изредка присылал инженеров компании Гарри Торн, и Браун всячески старался задержать их подольше. Кроуфорд и Фанелли, пока были в море, вели себя разумно, но он не собирался раскрывать перед ними степень своего неведения.
К тому же Браун обнаружил, что премудрости кораблевождения вызывают у него скуку. Он привык относиться к технике как к товару, превращая ее суть в силлогизмы для еще менее сведущих, чем он сам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135