Белдин вздохнул.— Ну, поскольку, Пол, твое призвание — отравлять мне жизнь, сообщаю: я отыскал внизу, чуть ниже линии снегов, поселение погонщиков овец.— Они называются пастухами, дядюшка, — поправила его Полгара.— Это одно и то же. А если приглядеться, то и слова-то похожи как близнецы.— Но «пастухи» звучит все же куда приятнее.— Приятнее! — фыркнул Белдин. — Овцы тупы, дурно пахнут и отвратительны на вкус. И те, кто всю жизнь посвящает этим тварям, — либо дефективные, либо извращенцы.— Ты с утра в прекрасной форме, — отметил Белгарат.— Нынче великолепный день для полетов, — широко улыбнулся Белдин. — Известно ли вам, что в такие солнечные деньки от снегов мощным потоком поднимается приятнейшее тепло? Однажды я взлетел так высоко, что у меня перед глазами замелькали мушки.— Но это глупо, дядя! — резко оборвала его Полгара. — Очень опасно взлетать высоко, когда воздух такой разреженный!— Все мы время от времени делаем глупости, — отмахнулся Белдин. — А какой вид открывается с высоты! Это что-то невероятное! Летим вместе — я тебе покажу.— Неужели ты никогда не повзрослеешь?— Сильно в этом сомневаюсь и даже надеюсь, что ничего подобного со мной не произойдет. — Он поглядел на Белгарата. — Советую вам спуститься на милю или около того и разбить лагерь.— Но ведь еще рано.— Отнюдь. Как бы не поздно. Вечернее солнце пригревает — это ощущается даже здесь. Снег начинает подтаивать. Я уже видел целых три снежных лавины. Если ошибиться в выборе места ночлега, то можно спуститься вниз много быстрее, чем вам хотелось бы.— Мысль интересная. Мы последуем твоему совету и заночуем там, где ты укажешь.— Я полечу впереди. — Белдин пригнулся и распростер руки. — Ты и вправду не хочешь меня сопровождать, Пол?— Не глупи, — отрезала Полгара.И Белдин, издав замогильный хохот, взмыл в небо.Путники разбили лагерь на самом горном хребте. Хотя им и досаждал нестихающий ветер, но схода лавины здесь можно было не опасаться. Гарион дурно спал. От порывов ветра, вволю резвящегося на ничем не защищенном пространстве, их с Сенедрой палатка сотрясалась и гудела, не умолкая. Гариону казалось, что он вот-вот уснет, но этот гул пробирался, казалось, и в самые его сновидения. Он то и дело беспокойно ворочался.— Тоже не можешь уснуть? — раздался из холодной тьмы голосок Сенедры.— Это все ветер…— Постарайся о нем не думать.— Да я и не думаю, но у меня такое ощущение, будто пытаюсь уснуть внутри огромного барабана.— Утром ты был очень храбр, Гарион. Когда я услышала о чудовище, насмерть перепугалась.— Мы и прежде разделывались с чудовищами. Со временем ты привыкнешь.— Боже, неужели нам никогда это не прискучит?— Такова участь всех могущественных героев. Сразить парочку монстров перед завтраком — что может быть лучше для аппетита?— Ты переменился, Гарион…— Не может быть.— Да, милый, это так. Когда я впервые встретила тебя, ты ни за что не сказал бы ничего подобного.— Когда ты меня впервые встретила, я воспринимал все слишком серьезно.— Но разве ты не относишься серьезно к нашему путешествию? — почти с укоризной спросила Сенедра.— Разумеется, отношусь! Просто не хочу сосредоточиваться на маленьких неожиданностях, неизбежных в любом путешествии. К тому же нет решительно никакого смысла переживать по поводу того, что уже случилось…— Ну что же, если заснуть мы все равно не можем… — Сенедра нежно обняла мужа и поцеловала его — с величайшей серьезностью.Ночью сильно подморозило, и когда путешественники проснулись, снег, накануне вечером угрожающе подтаявший, вновь затвердел. Теперь можно было двигаться в путь, не опасаясь обвала. Поскольку основной удар снежной бури, отбушевавшей накануне, принял на себя горный кряж, на караванном пути снега почти не было, и путники быстро продвигались вперед. Уже к середине дня они миновали зону вечных снегов и тотчас же окунулись в весеннее тепло. Высокогорные луга радовали глаз цветами, которые слегка клонились под свежим ветерком. Ручейки, сбегающие с ледников, весело мчались по сверкающим на солнце камушкам, а лани ласковыми взорами провожали Гариона и его спутников.В нескольких милях ниже границы вечных снегов им стали попадаться овечьи гурты — животные усердно поглощали на своем пути все подряд, жуя траву и ароматные цветы с одинаковым аппетитом. Все приглядывающие за ними пастухи облачены были в одинаковые белые балахоны без каких-либо украшений — сидя на камнях, они предавались мечтательному созерцанию окрестных красот, в то время как псы их прекрасно справлялись с работой.Волчица спокойно трусила рядом с Кретьеном. Уши ее то и дело вздрагивали, а янтарные глаза настороженно следили за овцами.— Не советую, сестренка, — сказал ей по-волчьи Гарион.— Сестра и не собирается делать ничего такого, — ответила волчица. — Волчица и прежде встречалась с этими зверями, да и с людьми и собаками, которые их оберегают. Украсть овцу легче легкого, но тогда собаки выходят из себя, а их гавканье портит аппетит. — На волчьей морде появилась самая настоящая улыбка. — Правда, сестра может заставить этих зверюшек побегать. Всем надлежит знать, кто хозяин в лесах.— Брат опасается, что наш вожак будет недоволен.— Увы, — согласилась волчица. — Возможно, вожак чересчур много о себе понимает. Сестра отметила в нем эту особенность.— Что она говорит? — с любопытством спросил Закет.— Подумывает — не погонять ли овечек, — ответил Гарион. — Нет, не затем, чтобы убивать, а просто порезвиться. Думаю, ей хочется немного поразвлечься.— Поразвлечься? Странно звучит, когда касается волка…— Ничуть. Волки частенько играют друг с дружкой, к тому же у них весьма утонченное чувство юмора.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135