По крайней мере, так подумал Крисп. Однако Севастократор был опытным солдатом, давно привыкшим оценивать шансы на победу в схватке. И хоть в глазах его бушевала ненависть, он взял себя в руки, сделал шаг назад и склонил голову перед рослыми белобрысыми телохранителями.
– Я сдаюсь, – выдохнул Петроний.
– Вот так-то лучше, дядя, – проговорил, снова садясь, Анфнм. – Клянусь благим богом, я лучше посажу на трон Криспа, чем тебя. – Дара, стоявшая на ступеньке, энергично кивнула. – И коль скоро ты сдался, мы должны поместить тебя туда, где ты не сможешь нам больше вредить. Согласен ли ты добровольно расстаться с шевелюрой и присоединиться к монашеской братии в избранном мною монастыре, дабы провести остаток дней своих в молитвах владыке благому и премудрому?
– Добровольно? – К Петронию, похоже, вернулось самообладание, по крайней мере настолько, чтобы иронично вздернуть бровь. – Ну, учитывая обстоятельства, я расстанусь с шевелюрой достаточно добровольно. Лучше пускай мне отрежут волосы, чем голову.
– Пирр! – окликнул настоятеля Анфим.
– С удовольствием, ваше величество. – Игумен спустился со ступеньки. В мешочке, свисавшем с пояса, у него были ножницы и отточенная до блеска бритва. Пирр поклонился Петронию и поднял вверх священную Фосову книгу. Ни намеком не выдав злорадных чувств, хотя он их наверняка испытывал, настоятель торжественно произнес:
– Петроний, вот перед тобою закон, согласно которому ты будешь жить отныне. Если в сердце своем ты чувствуешь, что сумеешь соблюдать его, войди в нашу обитель; если нет, скажи об этом немедля.
Петроний не обиделся на столь простое обращение: коль скоро ему предстояло стать монахом, на бывшие свои титулы он уже не имел никакого права. Он, однако, позволил себе бросить многозначительный взгляд на вооруженных халогаев и лишь потом произнес:
– Я буду его соблюдать.
– Воистину будешь?
– Воистину буду.
– Воистину?
– Воистину.
После того как Петроний поклялся в третий раз, Пирр поклонился снова и сказал:
– Тогда склони голову, Петроний, и принеси свои волосы в жертву Фосу как символ служения владыке благому и премудрому.
Петроний повиновался. Седеющие пряди посыпались на пол под щелканье ножниц настоятеля. Когда стрижка показалась Пирру достаточно короткой, он взялся за бритву.
Корона, которую надеялся надеть Петроний, лежала на большой подушке из алого сатина. Выбрив Петронию голову, Пирр поднялся по ступенькам ко второму трону и поднял подушку. Под ней была сложена синяя ряса из грубой шерсти. Игумен взял ее и вернулся к Петронию.
– Твоя одежда не приличествует нынешнему твоему положению, – сказал настоятель. – Сними ее, а также эти красные сапоги, и облачись в рясу монастырской чистоты.
И снова Петроний повиновался, расстегнув застежки императорского одеяния. Небрежно передернул плечами – и роскошная туника свалилась на пол. Туда же полетели алые сапоги. Нательная рубаха и подштанники на бывшем Севастократоре были из гладкого блестящего шелка. Он непринужденно стоял, ожидая продолжения. «Вот что значит порода! – невольно подумалось Криспу. – Он умеет проигрывать с достоинством».
Пирр нахмурился, глядя на богатое белье Петрония.
– Все это тоже придется снять в монастыре, – заявил настоятель. – Слишком уж изысканно для простой жизни, которую ведет братия.
– Могу снять и сейчас, мне без разницы, – снова пожав плечами, откликнулся Петроний.
Крисп был уверен, что Петроний надеялся смутить Пирра. Ему это удалось; настоятель залился краской до самой бритой макушки.
– Как я уже сказал, – взяв себя в руки, ответствовал игумен, – это может подождать до монастыря. – Он протянул Петронию синюю рясу. – Надень ее, будь любезен. – И, пока Петроний облачался в монашескую одежду, Пирр проговорил нараспев:
– Как синее одеяние Фоса покрывает твое тело, так да покроет праведность твое сердце и убережет его ото зла.
– Да будет так, – отозвался Петроний, начертив над сердцем солнечный круг. Все присутствующие последовали его примеру, за исключением язычников-халогаев. Крисп не ощущал себя лицемером, когда молился про себя, чтобы бывший Севастократор сумел стать хорошим монахом. Как и все его соотечественники, Крисп серьезно относился к вере; к тому же Петронию и правда лучше прожить остаток жизни в монастырской келье, чем рухнуть в лужу крови на полированном мраморе напротив трона.
– Ты посвящен, брат Петроний, – заявил Пирр. – Теперь ты пойдешь со мной в монастырь святого Скирия и познакомишься со своими собратьями во служении Фосу.
Игумен повел новообращенного к выходу из палаты.
– Одну минуточку, святой отец! – окликнул его Анфим. Пирр оглянулся на Автократора послушно, однако без особой приязни: он поддержал Анфима, чтобы свергнуть Петрония, однако образ жизни младшего правителя вызывал у игумена презрение еще более сильное, чем властность старшего. Тем не менее он остановился. – Пускай Вагн, Хьялбьорн и Нарвикка проводят вас до монастыря, – продолжал между тем Анфим, – на случай, если брат Петроний.., э-э.., внезапно раскается в своем согласии служить благому богу.
Дара не спускала с Анфима восторженных глаз с той самой минуты, когда в Тронной палате начала разыгрываться драма, точно не могла поверить, что он сумеет справиться со своим дядюшкой, и безумно радовалась, что ошиблась. Теперь же, услыхав от своего супруга столь разумные речи, императрица невольно хлопнула от восторга в ладошки. Хотел бы Крисп, чтобы она хоть раз взглянула на него так!
Он подавил укол ревности. На сей раз Анфим был прав. А для ревности нынче не время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138