Глаза у него закатились, точно он пытался увидеть солнце сквозь соломенную крышу хижины. – Благословляем тебя, Фос, владыка благой и премудрый, – нараспев затянул жрец, – милостью твоей, защитник наш, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.
Крисп эхом подхватил молитву. Она была единственной, которую он знал наизусть до конца; да и не нашлось бы человека во всей империи, кто не знал бы символ веры Фоса наизусть.
Геласий повторил молитву еще раз, потом еще и еще. Дыхание у жреца стало замедленным, глубоким и ровным. Веки опустились, но Крисп почему-то был уверен, что жрец прекрасно осознает, что происходит в нем и вовне. И тут, без предупреждения, Геласий нагнулся и схватил Фостия за раненое плечо.
Хватка жреца была отнюдь не нежной. Крисп ожидал, что отец вскрикнет от такого грубого обращения, но Фостий лежал спокойно, погруженный в лихорадочную дрему. Геласий перестал молиться вслух, хотя дышать продолжал все в том же ритме.
Крисп перевел взгляд с сосредоточенного лица жреца на его руки и рану под ними. И вдруг почувствовал, как волоски на собственных руках и на затылке встают от благоговения дыбом: прямо на его глазах эта зияющая, полная гноем дыра начала закрываться.
Когда от нее остался лишь тоненький бледный шрам, Геласий отнял руки от плеча больного. Целительный поток, переливавшийся из него в Криспова отца, иссяк с почти слышимой внезапностью.
Геласий попытался встать – и зашатался, точно ощущая силу этого разъединения.
– Вина, – прохрипел он. – Я устал.
Только тут до Криспа дошло, как много энергии выкачало из Геласия исцеление. Он понимал, что должен броситься выполнять просьбу жреца, но не мог – по крайней мере, сразу. Он не сводил глаз с отца. Фостий встретился с ним взглядом, и это был осмысленный взгляд.
– Принеси ему вина, сынок, – сказал Фостий, – а заодно и мне немножко.
– Да, пап, конечно. Прошу прощения, святой отец.
Крисп был рад тому, что может заняться поиском чистых чашек и бурдюка с лучшим вином: это означало, что никто не увидит слез, бегущих у него по щекам.
– Благослови тебя Фос, сынок, – сказал Геласий. Хотя вино и вернуло какую-то краску его лицу, двигался он по-прежнему с трудом, словно постарел на двадцать лет за те несколько минут, что потребовались для исцеления Фостия. Увидав озабоченную мину Криспа, жрец выдавил сухой смешок:
– Я не так слаб, как кажется.
Хороший обед и глубокий сон – и все будет в порядке. Но даже не отдыхая, я мог бы сейчас вылечить еще одного больного, а то и двух без особого ущерба для себя.
Онемев от нахлынувших чувств, Крисп только кивнул.
– Хвала Фосу за то, что вы оказались тут и исцелили меня, святой отец, – проговорил отец Криспа. – Примите мою благодарность. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на свое плечо и на рану, которая казалась теперь шрамом пятилетней давности. – Ну разве это не чудо? – сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.
А потом встал, куда более легко, чем Геласий. Они вместе вышли на залитую солнцем улицу. Соседи, увидав Фостия здоровым, радостно загомонили.
– Какая жалость! Таце была бы такой аппетитной вдовушкой!крикнул кто-то, и все рассмеялись, а Фостий – громче всех.
Крисп вышел следом за ними. Пока односельчане толпились вокруг его отца, Идалк кивком подозвал его к себе. Ветеран разговаривал с командиром видесских кавалеристов.
– Я кое-что рассказал этому господину – его зовут Манганий о тебе, – заявил Идалк. – Он говорит…
– Давай я сам ему скажу, – оборвал ветерана Манганий. – Судя по отзывам твоих односельчан, ты, Крисп, – тебя ведь так зовут, верно? – мог бы стать неплохим солдатом в армии императора. Я даже готов предложить тебе… хм-м… вознаграждение в пять золотых, если ты отправишься с нами в Имброс, не откладывая.
Крисп без колебаний покачал головой.
– Мое место здесь, господин, особенно теперь, когда благодаря вашей доброте и чудесному целительному дару Геласия мой отец вернулся к жизни.
– Воля твоя, юноша, – сказал Манганий. И оба они с Идалком вздохнули.
Глава 3
Однажды, вернувшись с поля жарким летним вечером, Крисп увидал кучку деревенских женщин, в том числе свою мать и сестер, обступивших коробейника, который демонстрировал коллекцию медных котелков.
– Ей-ей, они прослужат вам всю жизнь, дамы! Лед меня побери, если вру! – приговаривал торговец.
Он стукнул по котлу своим посохом. Женщины аж подскочили от звона. Коробейник поднял котелок:
– Видали? Ни единой вмятинки! Сработаны на совесть, как я уже сказал. Не то что дешевые поделки лудильщиков, которых в наши дни развелось как собак. И не так уж дорого, кстати. Я прошу за них всего три серебряных монеты, восьмую часть золотой…
Крисп помахал Евдокии, но она его не заметила. Ее, как и всех остальных, заворожила болтовня разносчика. Крисп, слегка обиженный, пошел дальше. Он до сих пор не мог привыкнуть к отсутствию Евдокии в доме, хотя она вышла замуж за Домока год назад. Ей уже исполнилось восемнадцать, но Криспу приходилось делать над собой усилие, чтобы не думать о ней как о маленькой девочке.
Впрочем, чему удивляться? Ему самому стукнуло двадцать один, однако деревенские старики по-прежнему звали его «пареньком».
Никто не обращает внимания на перемены, пока они не стукнут тебя по башке, подумал он, невесело усмехаясь.
– Дорогие дамы, эти котелки… – Коробейник вдруг издал тонкий писк, не входивший в программу рекламной речи. Кровь подступила к его загорелым щекам. – Простите, дамы, простите великодушно!
Его отступление к лесу вскоре сменилось позорным бегством.
Женщины сочувственно закудахтали.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138