Затем мы пришли в комнату пятнадцать, чтобы получить у миссис Шарплесс нашу форму. И уж потом в классной комнате у нас состоялась маленькая вечеринка. Неделю тому назад мы собрали деньги, чтобы купить подарок мисс Уэбли, и так как она вскоре собиралась выйти замуж, то мы решили, что ей прежде, чем что-либо другое потребуется пеньюар, и, поскольку она выходила замуж за пилота, то затем было решено, что этот пеньюар должен быть настолько сексуальным, чтобы соскальзывал сам собой.Мисс Уэбли засмеялась, когда ей вручили подарок, и даже пролила пару слез. Принимая его, она сказала:— О, девушки, вам не следовало этого делать. Большое вам спасибо. Но как я могу его носить? Что скажет Питер? О Господи!Затем она посмотрела на нас. Она смотрела на нас очень решительно.— Девушки, — произнесла она, — я очень горда вами. Это действительно так. Вы много работали и испытали сами себя. Отныне вы уже большё не мои учащиеся, вы мои друзья и товарищи по работе. Пожалуйста, не называйте меня больше мисс Уэбли. Мое имя Пег. — Она засмеялась. — Это простенькое имя, не так ли? Но уж таково мое имя, и мне хотелось бы, чтобы вы меня так называли.— Да, мисс Уэбли, — сказали мы. И было чертовски весело, а мне только хотелось забиться в угол и спрятаться. Не только из-за Донны или Альмы, но из-за себя самой.Церемония окончания курса должна была состояться в одиннадцать ноль-ноль в «Зале императрицы» в «Шалеруа».Мы, все двадцать пять девушек, собирались в примыкающей комнате. Впервые мы появились в наших униформах на людях; однако они еще не до конца были укомплектованы. На них отсутствовал маленький символ, который, по-моему, был нашим официальным знаком, — яркое серебряное крыло, которое прикалывалось сбоку шляпки, как кокарда. Оказывается, целью и центром церемонии и было вручение крыльев.Мисс Пирс и мисс Уэбли — наши подруги Джанет и Пег — инспектировали нас одну за другой, расправляя воротнички наших белых блузок, приглаживая наши волосы, оттягивая вниз наши жакеты, шепча советы, подбадривая нас и давая последние инструкции. Нас разделили на две группы, в соответствии с тем, как мы учились в классах, а это означало, что я не могла сидеть рядом с Джурди.Мы почти не разговаривали. Мы стояли и ждали. Двадцать пять девушек, тихо ожидавших, когда наступит момент вручения ярких маленьких серебряных символов. Это казалось странным и, в то же время, это не было странным, и это также не было особенно волнующим. Возможно, я ошибаюсь, но думаю, все мы в основном чувствовали одинаково: мы ничего не сделали, мы лишь подошли к стартовой линии. Я вспоминала, как четыре недели назад сорок высоких, очень красивых девочек собрались в сумасшедшем гуле голосов на четырнадцатом этаже, все такие свежие, такие взволнованные, страстно желавшие доказать самим себе, — сорок, включая Аннетт и Альму, и Донну, и всех остальных. Компания растреп. Нас обтесали немилосердно, нас привели в порядок, нас переделали в совсем других человеческих существ: спокойных, собранных, достойных, воспитанных, как леди. Никакого шума — так говорит предание. Двадцать пять девушек, и никакого шума.В десять тридцать боковая дверь открылась, и мы вошли в зал. Каждый класс занял предназначенные три ряда кресел, и на минуту, слава Богу, возникло полное замешательство, которое меня ободрило. Меня не купить на всякого рода красочные церемонии, более того, осмелюсь сказать, это хотя выглядит эффектно, но, по моему, больше подходит для Бродвея или Чехословакии. Миссис Монтгомери, мистер Гаррисон, доктор Шварц и доктор Дьюер сидели на возвышении, и мы стояли, лицом повернувшись к ним, пока Пег и Джанет не сказали:— Садитесь, девушки.Вполне естественно, что, когда я села, на одном из моих чулок побежала петля, и я ругала себя шепотом, а одна из девушек рядом со мной захихикала. Положитесь на Томпсон, и она превратит торжественное событие в фарс. Боже, держу пари, что я приведу их в восторг на моих собственных похоронах.Как только мы уселись, мистер Гаррисон поднялся и начал произносить речь.— Моя привилегия, — заявил он, — привётствовать вас в семье «Магна интернэшнл эйрлайнз», в семье, которая насчитывает около двадцати двух тысяч мужчин и женщин. Вы становитесь самыми новыми членами нашей семьи; и если вы позволите, мне бы хотелось сказать вам лишь несколько слов.Это всегда меня убивает, когда вы практически связаны по рукам и ногам, а кто-то возвещает, «если вы позволите, мне бы хотелось сказать вам несколько миллионов слов». Во всяком случае, у меня против речей сопротивление, я просто не могу их слушать, а сейчас было еще хуже, потому что я не могла даже смотреть на мистера Гаррисона и читать по его губам ибо я смотрела на доктора Дьюера, и я буквально не могла противиться тому, чтобы смотреть на доктора Дьюера. Его рука все еще была в лубке и забинтована, его серые глаза были мрачными, и, как обычно, все внутри у меня перевернулось; но все и так внутри меня переворачивалось, когда я думала об Альме и Донне. Если вы не можете ожидать человечности от мужчины, которого любите, то, черт побери, чего вы вообще можете от него ожидать? Оргазм один раз в неделю? Тьфу! Секс — это лишь незначительная часть всей истории, на мой взгляд, во всяком случае.Мистер Гаррисон разболтался о нашем будущем.— Вы будете делать ошибки, — сказал он. — Мы все их делаем. Но я хочу, чтобы вы поверили мне, что вы знаете больше, чем вы думаете, что вы знаете. Вы это доказали нам. Что вы теперь должны сделать, так это осознать свою ответственность за человеческие жизни и всеми силами эту ответственность сохранять.«Да, — подумала я. — О'кей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123