Я проходил с
квозь оцепенелую толпу, отмечая избранных поклоном, улыбкой, кивком и вы
деляя счастливейшего милостивым словом, а оно дорогого стоит, ибо теперь
этому человеку от всех будет почет; при дворе эти знаки Ц ходячая монета
, как передаточный вексель у купцов. Улыбка фаворита незамедлительно пов
ышает акции ее получателя и дает обеспечение его собственной улыбке, кот
орой он удостаивает нижестоящего: меняя держателей, улыбка возвращаетс
я к великому человеку, и тот учитывает вексель. К примеру, какой-нибудь че
ловечек хлопочет о месте. К кому он обратится? Конечно, не к великому челов
еку, ибо не допущен к нему. И он обращается к А, а тот ставленник В, а В на побе
гушках у С, а С подхалимничает перед D, a D живет с Е, а Е сводничает F, a F водит дев
ок к G, a G ходит в шутах у I, а I женат на К, а К спит с L, a L ублюдок M, a M взыскан великим
человеком. Спустившись по ступеням от великого человека к А, улыбка зате
м возвращается к кредитору, и великий человек учитывает вексель.
Как купеческий город не просуществует без долговых расписок, так двор ну
ждается в своей расхожей монете. Разница здесь та, что в последнем случае
обязательства неопределенны и фаворит может опротестовать свою улыбку
, не объявляя себя банкротом.
В разгар этого непрерывного празднества вдруг умирает император, и трон
достается Анастасию. Было неясно, удержусь я в фаворитах или паду, и приве
тствовали меня, как обычно, когда я явился засвидетельствовать почтение
новому императору; стоило ему, однако, показать мне спину, как все прочие п
очтили меня тем же: вся приемная, словно по команде, повернулась ко мне спи
ной Ц моя улыбка была просроченным векселем, и никто не решался принять
его.
Я поскорее удалился из дворца, а там и вовсе покинул город и вернулся на ро
дину, где тихо прожил остаток дней, занимаясь своим хозяйством, ибо, не зап
асшись знаниями и добродетелью, ничем другим занять себя не умел.
Когда я пришел.к вратам, Минос, как и прежде, заколебался, но все же отпусти
л меня, сказав, что, виновный в множестве гнусных преступлений, я по крайно
сти не проливал людскую кровь, хоть и был генералом, и потому могу снова ве
рнуться на землю.
И снова я родился в Александрии, причем, игрою случая угодив в лоно своей с
нохи, стал собственным внуком и унаследовал состояние, которое прежде на
жил.
Если раньше меня губила скупость, то теперь это была расточительность Ц
в очень краткий срок я промотал все, что по крохам насбирал за очень долгу
ю жизнь. Возможно, вы сочтете, что мое новое положение завиднее прежнего, н
о, поверьте слову, это вовсе не так: все плыло в руки, упреждая мои желания, и
потому я не знал влечений, не изведал восторга, с каким утоляется волчий а
ппетит. Больше того, непривычный размышлять, я обрек свой разум на бездел
ие и не удостоился вкусить духовных благ. Воспитание также не научило ме
ня разборчивости в наслаждениях, и, имея избыток всего, я ни к чему не чувс
твовал привязанности. Мой вкус был неразвит, и, мои плотские услады мало о
тличались от скотских. Коротко говоря, если скупцом я не знал своего бога
тства на вкус, то теперь и вкус к нему у меня пропал.
И если среди благополучия я не чувствовал себя вполне счастливым, то пот
ом вдоволь хлебнул страданий, подкошенный болезнью, ввергнутый в нищету,
несчастным калекой окончив свою никудышную жизнь в тюрьме; едва ли мило
серднее был приговор Миноса, заставившего меня отведать алчного напитк
а и три года бродить по берегам Коцита с неотвязной мыслью о том, как внуко
м я промотал состояние, которое нажил, будучи дедом.
По возвращении на землю я родился в Константинополе, в семье плотника. Пе
рвое, что я запомнил, был триумф Велисария, зрелище поистине величествен
ное; великолепнее же всех был король африканских вандалов Гелимер, пленн
иком шедший в процессии и, выказывая презрение к изменчивости своего сча
стья и равно к смехотворной спесивости завоевателя, кричавший: Ц Суета,
суета, все одна суета!
Отец выучил меня плотницкому делу, и, как вы догадываетесь, ничего достоп
римечательного в своем низком звании я не совершил. Впрочем, я женился на
полюбившейся мне женщине, которая стала вполне сносной женой. Я трудился
не покладая рук, с вящей пользой для здоровья, и вечером садился с женой з
а скромный ужин, получая от него больше радости, чем богач от своих яств. Ж
изнь прошла, как один долгий день, и, оказавшись у врат, я приблизился к Мин
осу в совершенной уверенности, что буду впущен; к несчастью, пришлось при
знаться, как я плутовал, работая сдельно, и как прохлаждался на поденной р
аботе. И за это разгневанный судья остудил мою прыть, схватив меня за плеч
и и с такой силой швырнув назад, что я свернул бы себе шею, будь я из плоти и
крови.

Глава XIII
Юлиан превращается в щеголя
Собственно говоря, это воплощение было обе
щано еще в предыдущей главе. «Должность» героя до такой степени ничтожна
, что он совершенно «затерялся» в истории: никаких значимых событий вокр
уг него не происходит.


Мне выпало жить в Риме. Рожденный в благородном семействе, я был богатым н
аследником, и родители, полагая, что иметь при этом способности мне ни к че
му, участливо и разумно оградили меня от их развития. Моими единственным
и наставниками в юности были некий Салтатор, обучивший меня кое-каким па,
и некий Фикус, чьей обязанностью было наставить, как бескровным образом,
по его выражению, разделаться с мужской головой. Когда я усовершенствова
лся в этих науках, оставалось немногое, в чем могли посодействовать римс
кие умельцы, обряжавшие и украшавшие папу, и, достаточно обеспечив себя п
лодами их искусства, в двадцать лет я сделался законченным и совершенным
щеголем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42