Вот и мы тратили деньги, коль скоро они есть, не успев узнать
своих потребностей и желаний; а с большой добычи мы через силу пускались
во все тяжкие и беспутничали без всякой охоты.
Еще долгое время воровской промысел сходил нам с рук, но и на старуху быва
ет проруха, и пришел наш час: бедную мать поймали с поличным и, прихватив м
еня как сообщника, доставили нас к судье.
По счастью, судья был известен всему городу как величайший меломан, он ча
стенько звал меня поиграть и сейчас, видимо, решил выразить свою признат
ельность, тем паче что расплачивался всегда мелочно; как бы то ни было, он
застращал свидетелей и с такой неприязнью выслушал их показания, что они
вынуждены были смолкнуть, а нас с честью отпустили, точнее сказать Ц опр
авдали, потому что отпустили нас только после того, как я немного поиграл
судье на скрипке.
Нам было на руку еще то обстоятельство, что обокрали мы Поэта, и шутник суд
ья всласть повеселился на этот счет. Поэты и музыканты, говорил он, должны
ладить меж собой, поскольку они женаты на сестрах; он объяснил потом, что и
мел в виду муз. Когда же в качестве улики была предъявлена золотая монета,
он разразился хохотом и заявил, что, должно быть, опять настал золотой век
, когда у поэтов в карманах водилось золото, а в золотом веке воров не быва
ет. Он отпустил еще много шуток в этом роде, но я ограничусь теми, что приве
л.
Нечаянная милость, говорят, служит острасткой, но я с этим не согласен, по-
моему, оправдание виноватого делает его самонадеянным, как это было с на
ми: мы смеялись над законом, ни во что не ставили наказание, которого, мы уб
едились, можно избежать даже вопреки прямым уликам. Случившееся с нами м
ы сочли, скорее, острасткой для обвинителя, чем для злоумышленника, и расп
оясались сверх всякой меры.
Вот хотя бы: однажды нас пустили в дом к богатому священнику, и, пока слуги
танцевали под мою музыку, мать ухитрилась стянуть серебряный сосуд; у не
е и в мыслях не было кощунствовать, однако эта весьма большая чаша, оказыв
ается, была из церковного обихода, откуда священник заимствовал ее для п
ирушки с собратьями. Нас тут же обвинили в краже (сосуд нас выдал) и отвели
к тому самому судье, что прежде отнесся к нам с таким добродушием; но тепер
ь он был в другом настроении, и едва священник подал на нас жалобу, как суд
ья, не знавший края ни в доброте, ни в строгости, велел раздеть нас донага и
бичами прогнать по улицам.
Этот приговор был исполнен с превеликой строгостью, священник самоличн
о поощрял палача, наставляя, что-де тот старается нам во благо; но хотя наш
и спины были истерзаны в клочья, горше материных и моих страданий было ос
корбление, учиненное моей скрипке: ее с победным видом несли впереди мен
я, толпа над ней глумилась, выказывая тем свое презрение к искусству, в кот
ором я имел честь подвизаться, к благороднейшему из человеческих дерзан
ий, успехами в котором я чрезвычайно гордился, и поэтому надругательство
над скрипкой причиняло мне такие муки, что ради ее избавления я был готов
отдать хоть всю свою кожу.
Мать недолго прожила после порки; я прозябал в нужде и ничтожестве, покуд
а меня не обласкал молодой сановный римлянин: он ввел меня в свой дом, обра
щался со мной запросто. Пылко преданный музыке, он пожелал обучиться игр
е на скрипке, но, не имея дарования, весьма скромно преуспел в этом искусст
ве! Я, впрочем, расхваливал его потуги, отчего он возлюбил меня безмерно. П
родолжай я и дальше действовать подобным образом, я бы, наверное, сказочн
о нажился на его доброте, но я сам уверил его в превосходстве его музыкаль
ных способностей, и свое умение он уже ставил выше моего искусства, а этог
о я не мог перенести. Однажды мы играли дуэтом, он стал беспардонно врать,
и когда гармония совсем расстроилась, пришлось сделать ему замечание. Вм
есто того чтобы поправиться, он обвинил меня в оплошке Ц будто бы я играю
не в том ключе. Стерпеть такое от собственного ученика выше человеческих
сил; я вспылил, швырнул наземь скрипку и заметил ему, что староват брать у
роки музыки. С такой же горячностью он объявил мне, что не нуждается в поуч
ениях бродячего скрипача. В конце перепалки мы вызвали друг друга на муз
ыкальный турнир. Победа досталась мне, но заплатил я за нее дорогой ценой
Ц я потерял друга: язвительно припомнив, сколько добра он мне сделал, уко
лов позорным наказанием и отчаянным положением, из которого я выбрался б
лагодаря его щедротам, он прогнал меня со двора.
Когда я жил у этого господина, меня кое-кто знал, среди прочих Ц некая Саб
ина, благородная дама, будто бы тонко разбиравшаяся в музыке. Прослышав, ч
то мне отказано от дома, она тут же взяла меня к себе, предоставила отличны
й стол и гардероб. Впрочем, жилось мне у нее не сладко, при чужих людях я был
вынужден сносить ее постоянные замечания Ц тем более досадные, что они
не шли к делу; подозреваю, что своими придирками она приблизила мою смерт
ь, поскольку, обученный ради куска хлеба подавлять раздражение, я не дава
л чувствам выхода и травил себя изнутри, отчего, видимо, и приключилась мо
я болезнь.
Дама, любившая меня вопреки моим недостаткам Ц а может, благодаря им, Ц
тотчас пригласила трех знаменитых врачей. Эти врачи за хорошую мзду в пр
одолжение трех дней приходили семь раз; двое пришли и в восьмой, но им доло
жили, что я только что умер, и, покачав головами, они удалились.
Когда я явился к Миносу, он с улыбкой спросил, не прихватил ли я с собой скр
ипку, и, получив отрицательный ответ, велел отправляться восвояси и благ
одарить судьбу за то, что дьявол не любит музыку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42