Тут-то я и понял, чт
о женщина стерпит самое суровое порицание своим поступкам, но посягател
ьства на свою красоту она не простит никогда; и Аделаида, уже не таясь, пот
ребовала моего удаления Ц я, мол, и глуп, и совсем не забавен, и она-де не по
нимает, какой нужно иметь вкус, чтобы находить меня остроумным. И все повт
оряли ее слова, все соглашались с нею. Стоило мне теперь заговорить с кем-
нибудь, как тот сразу принимал важный вид, и если прежде мне достаточно бы
ло раскрыть рот, чтобы все рассмеялись, то теперь я никакими силами не мог
их рассмешить.
В таком положении были мои дела, когда я однажды явился в обществе без шут
овского колпака. Простак, изредка еще заговаривавший со мной, спросил: Ц
В чем дело, шут? Ц Сэр, Ц ответил я, Ц при дворе завелись другие дураки, и
я не хочу выделяться. Ц Что ты несешь? Ц продолжал Простак. Ц С чего у на
с завестись дуракам? Ц Ах, сэр, Ц отвечал я, Ц даже ваше величество иные
дамы выставляют дураком каждый божий день. Ц Простак оставил без внима
ния мою выходку, но раздались голоса, что за дерзость следовало бы пересч
итать мне ребра; зато королеве пришлась по вкусу моя проделка, и, зная, что
своей опалой я обязан ненавистной ей Аделаиде, она забрала меня к себе, и я
стал шутом при ее дворе, и так же меня почитали и превозносили мое остроум
ие, как прежде, в окружении короля. Правда, власть королевы распространял
ась только на ее челядь, и лести, взяток и подарков мне доставалось меньше
против прежнего.
Впрочем, и эти скромные лавры я вкушал недолго: веселье было не в характер
е королевы, и мои проказы ей скоро надоели; забыв, ради чего она взяла меня
к себе, она перестала меня замечать, а там и двор от меня отвернулся, и я уме
р, надорвав свое сердце.
От души посмеявшись кое-чему в моем рассказе, Минос отправил меня обратн
о, сказав, что в Элизиуме шутам делать нечего.

Глава XIX
Юлиан выступает в роли нищего
Этот пикарескный герой живет, Ц судя по вс
ему, в X в.


Я вернулся в Рим, где и родился в большой бедняцкой семье, которая, не стан
у от вас скрывать, жила подаянием. Кто сам не побирался, тот вряд ли знает, ч
то это такое же ремесло, как всякое другое, со своим уставом и своими секре
тами, или хитростями, выучиться которым так же маятно, как всякому мастер
ству.
Перво-наперво нас учат делать жалостное лицо. Кое-кому тут очень пособля
ет природа, однако добиться успеха может всякий, если возьмется за ум в ра
ннем возрасте, пока мышцы еще сохраняют подвижность.
Следующая ступень Ц жалобный голос. В этом навыке участие природы также
обещает блестящие результаты, однако и тут искусство, помноженное на тр
удолюбие и рвение, творит чудеса даже при отсутствии способностей: главн
ое, надо начинать сызмала.
Я назвал важнейшие предметы, но остается еще множество других. Женщин до
полнительно натаскивают искусству плача, другими словами, умению пусти
ть слезу по любому поводу, и многие играючи справляютсся с этим заданием.
Иные женщины с поразительной легкостью делаются виртуозами в этом иску
сстве. Сравнительно с другими занятиями ремесло нищего требует глубоко
го постижения человеческой природы. Обширнейшая осведомленность нищег
о в людских страстях не раз наводила меня на мысль о том, что государствен
ному мужу было бы небесполезно проходить у нас выучку. Их сходство вообщ
е поразительно, поскольку и тот и другой, придерживаясь одних правил, дел
ают одно дело: водят за нос род людской. Надо, впрочем, признать, что их жуль
нические барыши весьма различны: если нищий довольствуется малым, то гос
ударственный муж мало что оставляет после себя.
Один очень великий английский философ
Имеется в виду следующее место в «Письме об
энтузиазме» (1708) А. Шефстбери (1671 Ц 1713): «Новички между ними [то есть нищими. Ц
Вадим Xаритонов .] могут невинно обходиться «господином» и «бог
помилует». Но бывалые старики Ц не важно, кто едет навстречу в карете, Ц
всегда обращаются к ним со словами «ваша честь» и «ваше лордство». «Пото
му что если действительно повстречается лорд, то нас иначе накажут, Ц го
ворят они, Ц за то, что неправильно обратились, а если не лорд, то никто не
в обиде и никто не рассердится» (раздел IV).
, имея в виду наш промысел, остерегал обидеть человека более низким
званием, нежели то, на какое он претендует. Того же мнения держался мой оте
ц. Помню, мальчиком увидев папу римского, я увязался за ним, канюча: Ц Пода
йте Христа ради, сэр! Подайте ради господа бога, сэр! Ц А он выбранил меня в
ответ: Ц Вас следует выпороть, сэр, чтоб не трепали имя божие всуе. Ц И вп
рямь, всуе было мое старание, ибо он ничего мне не дал. Отец же, слыша его сло
ва, внял совету и примерно выпорол меня. Под розгой я клялся никогда больш
е не поминать имя божие всуе. Отец на это сказал: Ц Я не потому наказываю т
ебя, что ты всуе помянул его имя, а потому, что ты не назвал папу его святейш
еством.
Если бы добрым людям достало ума последовать примеру своих пастырей, нищ
ие давно повывелись бы: всего дважды на моей памяти слуги божьи подали мн
е на бедность. Один раз это был здоровяк, давший мне серебряную монетку со
словами, что себе он оставил и того меньше; другой был новоиспеченный свя
щенник в щеголеватой сутане. Ц Подайте, ваше преподобие, сэр, Ц просил я,
Ц уважьте свой сан. Ц Я уважаю мой сан, дитя, Ц отвечал он. Ц Дай бог каж
дому так. Ц И, бросив мне жалкие гроши, с важным видом прошествовал дальш
е.
К женщинам я обыкновенно обращался так: Ц Храни вас господь, прекрасная
госпожа, храни господь вашу красоту!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42