Я родился в Кане, в Нормандии. Мою мать звали Матильдой, об отце же знаю мно
го меньше: на смертном одре эта добрая женщина, нетвердо припоминая, назв
ала имена пятерых капитанов герцога Вильгельма. В какие-нибудь 13 лет, буд
учи на удивление смелым парнем, я записался в армию герцога Вильгельма, в
последствии известного под именем Вильгельма Завоевателя, высадился с
ним в Пемиси (теперь это Пемси в Суссексе) и участвовал в знаменитой битве
при Гастингсе.
Не могу передать, какого страха я натерпелся в начале боя, особенно когда
рухнули наземь двое ближайших ко мне солдат; потом обвыкся, кровь вскипе
ла, и, не щадя живота, я ринулся на неприятеля, круша налево и направо, покуд
а злосчастная рана в бедро не уложила меня заодно с мертвыми под ноги сво
им и врагам; благодарение богу, меня не затоптали, и остаток дня и целую но
чь я пролежал на земле.
Наутро герцог прислал за ранеными, и меня, истекающего кровью и еле живог
о, наконец перевязали; молодость и крепкий организм тоже выручили, и, долг
о и тяжело проболев, я поднялся на ноги и смог вернуться в строй.
Когда взяли Дувр, меня перевезли туда вместе с другими больными и ранены
ми. Рана моя зажила, зато открылся кровавый понос, после которого я совсем
ослаб и долго шел на поправку. И что обиднее всего: каждый божий день уцеле
вшие однополчане шумно праздновали и гуляли, а я погибал в лазарете от хв
ори и голода.
Но вот я поправился, и меня определили в гарнизон, стоявший в Дуврском зам
ке. Там и офицерам приходилось несладко, а про солдат нечего говорить. Про
визии не хватало, и еще того хуже Ц места не хватало, спали почетверо на о
хапке соломы, и люди мерли как мухи.
Я тянул лямку уже четвертый месяц, как вдруг нас поднимают ночью по трево
ге: из Франции скрытно подобрался граф Булонский, собираясь врасплох нап
асть на замок. Только не вышло у него: мы произвели смелую вылазку и многих
сбросили в море, а с уцелевшими граф убрался во Францию. Из этого дела я вы
шел с перебитой, искалеченной рукой, лечить которую была мука мученическ
ая, да еще потом она целых три месяца висела как плеть.
Поправившись, я закрутил любовь с одной девицей; она жила недалеко от зам
ка, семья была зажиточная, и я даже не надеялся, что родители благословят н
аш брак. Но уж так она меня полюбила (и так я не мог на нее надышаться), что он
и рассудили посчитаться с ее желанием. Назначили день свадьбы.
А накануне вечером, когда я уже предвкушал близкое счастье, пришел прика
з наутро выступить в поход: идти к Виндзору, где собиралась большая армия,
которую сам король поведет на запад. Любившие поймут, что я перечувствов
ал, получив такой приказ, а в довершение моих мук командир запретил в тот в
ечер отлучаться из гарнизона, и я даже не смог попрощаться с моей милой.
Наступило утро, сулившее исполнение моих желаний, но увы! Ц перед глазам
и была другая картина, и взлелеянные надежды искушали и терзали мое серд
це.
Наш долгий и мучительный переход завершался в разгар небывало суровой з
имы, холода и голода мы натерпелись через край. Свалившись наземь на прив
але, я лежал в обнимку с трескучим морозом, и это в такую ночь, когда мне пол
агалось быть в жарких объятиях моей возлюбленной; даже забыться сном не
получалось, точно я был от него заговоренный. Не приведи бог кому пережит
ь такое! Та ночь перевернула мне всю душу, я должен был трижды окунуться в
Лету, чтобы память о ней не отягощала судеб, которые я потом проживал на зе
мле.
В этом месте я впервые прервал Юлиана, сказав, что сам почему-то никуда не
окунался, когда переходил с одного света в другой; он объяснил: Ц Это дела
ют лишь с теми духами, что заново воплощаются, дабы истребить воспоминан
ия, о коих говорит Платон, иначе все на свете перепутается. Ц И он продолж
ал свой рассказ.
Ц Одолевая неимоверные трудности, мы держали путь к Эксетеру, который б
ыло велено осадить. Город скоро сдался, и его величество выстроил в нем за
мок, в котором поставил гарнизон из норманнов; и надо же случиться такому
горю, что меня назначили в этот самый гарнизон.
Тут мы размещались еще скученнее, чем в Дувре, потому что население было н
еспокойно и мы не отлучались из замка, а если рисковали выйти, то лишь боль
шой группой. Мы несли службу днем и ночью, и никакими силами нельзя было вы
молить у командира месячный отпуск и проведать любимую, от которой за вс
е это время я не имел ни единой весточки.
Но к весне народ поутих, командира сменил более душевный офицер, и я након
ец получил отпуск в Дувр. Увы, что нашел я в конце своего долгого пути! Я наш
ел ее неутешных родителей: всего неделю не дождавшись меня, она умерла от
чахотки, чему виной, по их мнению, было мое внезапное исчезновение.
Я впал в исступленное, близкое к помешательству отчаяние. Проклинал себя
, короля и весь свет, в котором для меня не было больше радости. Бросившись
на могилу, где покоилась моя любовь, я целых два дня пролежал без единой кр
ошки во рту. Потом голод и жалостливые уговоры заставили меня сойти с мог
илы и подкрепиться. Меня убеждали вернуться к своим солдатским делам, ос
тавить место, где чуть ли не все пробуждало воспоминания, а мне, говорили,
от них надо теперь избавляться. И я послушался, тем более что мать и отец м
оей милой не пускали меня на глаза: для них я был хоть и невиноватый, но все
же виновник смерти их единственного дитяти.
Нет горше и злее напасти в жизни, чем потерять любимого человека, ведь от н
ее не помогает и средство, которое облегчит и смягчит всякое другое горе:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42