Часто, уже улегшись в постель, она вдруг вскакивала, шла в гостиную и там рисовала, рисовала до изнеможения, пока не начинали слипаться веки. Тогда она опять ложилась в постель и тут же проваливалась в сон. Сегодня она уже собирала рисунки, когда в дверь позвонили. Даниэла удивленно поднялась и пошла открывать…
– Гонсало?! Что тебе нужно?
– Мне нужно поговорить с тобой… – Гонсало ступил через порог в гостиную.
– Лучше тебе уйти! – сказала Даниэла, но Гонсало аккуратно прикрыл дверь за своей спиной.
– Даниэла, – он наклонился к ней, пытаясь поцеловать ее, и она отпрянула, – я считаю, ты правильно поступила с Альберто. Он тебя не стоит! Тебе нужен такой человек, как я!
– Ты с ума сошел? – Даниэла запахнула халат и отступила в комнату.
– Ты мне нравишься. Ты всегда мне нравилась. – Гонсало попытался обнять ее.
– Это же верх наглости! – Даниэла была вне себя от злости. – Убирайся отсюда! Ты не имеешь права здесь находиться без моего разрешения!
– Даниэла, не будь дурой!
– Ты такое же дерьмо, как и Альберто! Вон отсюда!!!
– Подумай, что ты делаешь!
– Нечего мне думать! Видеть тебя не желаю! Ни тебя, ни Альберто!
– Ладно… ладно… сдаюсь! – Гонсало поднял руки и стал отступать к двери.
Только когда дверь за ним закрылась, Даниэла почувствовала, что вся дрожит от страха.
Глава 10
С самого утра Сония чувствовала себя не в своей тарелке. Внутренняя дисциплина и привычка доводить начатое до конца заставляли ее действовать в последние дни чуть ли не автоматически. Еще когда Иренэ позвонила ей и сказала о смерти Лусии, она подумала о том, что теперь ничто не мешает ей попытаться вновь сблизиться с братом. На похоронах и после, дома у Хуана Антонио, она последовательно проводила в жизнь свой план примирения, и мысль пригласить Хуана Антонио на обед стала логическим продолжением этого плана. Сония прекрасно сознавала, зачем она это делает, откуда вдруг возникла в ее душе эта неодолимая потребность в восстановлении разорванных семейных связей. Конечно, она любила Хуана Антонио. Она всегда его любила, но дело было не в этом. С детства привыкшая подчиняться матери, находившаяся под ее постоянным влиянием, Сония умела подавлять в себе такие чувства, как любовь или привязанность, и находила даже некоторое удовольствие в этой своей способности ставить правило выше эмоций, долг – выше личного душевного благополучия. Наличие рамок, невозможность свободно следовать душевному порыву она всегда считала необходимой и не слишком обременительной платой за богатство и принадлежность к высшему обществу. Не любовь заставляла ее сейчас искать расположения брата, не любовь, как ни стыдно ей было в этом себе признаться, а страшное, ни с чем не сравнимое чувство одиночества и ощущение того, что жизнь ее оказалась ошибкой.
С детства она запомнила два правила: следуй предписанному, и это поможет тебе избежать многих бед; не преступай установленного, и судьбе не за что будет тебя наказывать. Но жизнь оказалась сложнее правил. Сложнее и несправедливее. За что Бог лишил ее материнства? Сония так и не смогла этого понять. За то, что она отвергла Мануэля, которого любила и который любил ее? За то, что бедному Мануэлю предпочла богача, человека своего круга – Энрике? Но ведь она просто выполнила волю своей матери, а Господь предписывает детям слушаться родителей. За что Энрике в конце концов отдалился от нее? Она же всегда пыталась быть ему настоящей женой. Да, у них не было детей, но неужели ее верность, внимательность и терпимость к нему не стоили ответного уважения? Мать давно умерла. Не у кого было спросить совета, некому предъявить претензии… Сония терялась в сомнениях, металась от надежды к отчаянию и от отчаяния снова к надежде, но только одно понимала совершенно четко: жизнь ее должна измениться. Жить так, как она жила раньше, невозможно. Она помирится с братом… Пускай у нее нет детей, зато есть племянница Моника, бедняжка Моника, которая теперь осиротела и, конечно, так нуждается в материнской заботе. Кто лучше нее, Сонии, сможет обласкать и утешить девочку? Мачеха? Иренэ, мертвой хваткой вцепившаяся в Хуана Антонио? Мачеха есть мачеха. Да и одного взгляда на Иренэ достаточно, чтобы понять, какой мачехой будет она для Моники. Сония не может сказать всего этого брату. Слишком хрупка еще связь, что начала восстанавливаться между ними после стольких лет разлуки. Любой неверный шаг может вновь привести к разрыву. А Сония чувствовала, что ее путь в новую жизнь, ее возрождение, ее будущее, если только оно будет у нее, связаны с Хуаном Антонио и Моникой. Она сказала себе, что поступает правильно, практически навязываясь брату, вынудив его принять приглашение на обед. Она это делает не только ради себя, но и ради него с Моникой. И все же беспокойство не оставляло ее. Как отнесется к ней девочка? Да и Хуан Антонио, судя по всему, сильно изменился с тех давних пор, когда они были молоды и дружили. Столько лет он не виделся ни с кем из родственников и, очевидно, вовсе не горит желанием возвращаться в лоно семьи теперь, когда Лусия умерла.
Сония вздохнула и подняла взгляд на мужа, читавшего шахматный журнал. В последнее время он если не читал или не уходил в клуб, то молча, с чуть насмешливой улыбкой следил за ней поверх очков, иногда высказывая свои соображения по поводу одолевавших Сонию сомнений и ее необычной нервозности. Сегодня утром Сония не отпустила его в клуб, и он со вздохом уселся читать в гостиной в ожидании Хуана Антонио и Моники. С некоторых пор ему тяжело было находиться дома с женой. Сония разговаривала с ним так, словно он был причиной всех ее несчастий, обижалась на любое, самое безобидное слово, и атмосфера в доме была напряженной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144