– Зачем? – Даниэла старалась не глядеть ему в глаза.
– Меня очень огорчило то, что произошло.
– Надеюсь, ты вправил мозги этой своей девице… – влезла Джина. – А то я ее в море сброшу на корм акулам…
– Я сама виновата, – перебила подругу Даниэла. – Твоя знакомая права, что рассердилась на меня.
– Здесь единственный виноватый – это я, – горько усмехнулся Хуан Антонио. – И виноват я в том, то люблю тебя…
Глава 18
Сония понимала, что так, как она живет, жить больше невозможно. Она была светской женщиной, и в их кругу никого бы особенно не удивило то, что у нее молодой любовник. Многие из ее подруг имели любовников из числа домашней прислуги. Довольно часто на эти цели употреблялись как раз садовники и шоферы. В этом смысле Сония и Рамон представляли собой классический случай адюльтера. Но дело в том, что сама Сония вовсе не относилась к своим отношениям с Рамоном как к измене или легкому романчику. Она любила Рамона. Она была старше его, намного богаче и, естественно, ей хотелось сделать что-то для любимого человека, помочь ему ощутить себя на равных с ней.
Между тем ее отношения с мужем обострились до предела. Они давно уже не спали вместе. Сонию никогда особенно не привлекала эта сторона их жизни с Энрике, но с тех пор, как она узнала о том, что у него другая женщина, она просто решила для себя, что любая попытка мужа потребовать от нее исполнения супружеского долга станет поводом для последнего и решительного объяснения. Энрике то ли чувствовал это, то ли сложившееся положение устраивало его, во всяком случае он не стремился к близости с Сонией и был доволен уже тем, что внешне их жизнь сохранила вполне пристойные очертания счастливого брака, несколько омраченного отсутствием детей.
Однако в последние дни это хрупкое равновесие, сложившееся в силу воспитания, долгих лет совместной жизни и остатков взаимного уважения, стало нарушаться. Сония с трудом переносила сам вид Энрике, даже когда тот мирно сидел в гостиной, листая какой-нибудь шахматный журнал. Она с одной стороны была рада, когда он пропадал целыми днями у своей любовницы, и страшилась его возвращения, но с другой – это же самое обстоятельство унижало и бесило ее.
Энрике сдерживался как мог, пытаясь предотвратить взрыв. В отличие от Сонии, для которой двойная жизнь оказалась непереносимой в силу характера и отсутствия привычки, он-то как раз давно привык вести двойное существование. Вот уже много лет он жил на два дома. Жизнь его была хорошо налажена, как расписание поездов на железной дороге, и ломать в ней что бы то ни было ему не хотелось.
Однако и он стал нервничать в последнее время. Постоянные придирки Сонии, ее прозрачные намеки, пронизывающий, презрительный взгляд, которым она смотрела на мужа… все это вкупе выводило его из себя.
– Что с тобой происходит в конце концов? – спросил он однажды напрямую. – Ты теперь таким тоном произносишь слово «клуб», точно бог знает что подразумеваешь!
– Я? Ты ошибаешься… – пожала плечами Сония.
– Неужели тебя так задевает то, что я хожу в клуб, играю в шахматы? – настаивал Энрике.
– Нисколько. Меня совершенно не волнует, чем ты занят.
– Ну тогда я не понимаю! – Энрике развел руками.
Сония внимательно посмотрела на него.
– Ты, такой умный, действительно меня не понимаешь? – спросила она.
– Может, скажешь наконец, что ты имеешь в виду? К чему вся эта таинственность?
– Тебе что-нибудь говорит имя Паулина Рамос? – спокойно поинтересовалась Сония.
Энрике побледнел. Глаза его растерянно захлопали за стеклами очков. Он снял очки, но без них лицо его выглядело еще более растерянным.
– Я все знаю, – продолжала Сония. – И довольно давно.
– Но… почему ты мне ничего не говорила? – наконец выдохнул Энрике.
– Ждала подходящего момента. Теперь он настал.
– Послушай, дай мне объясниться…
– Не надо ничего объяснять… – Сония прошла в угол гостиной, взяла фарфоровую статуэтку и, словно изучая, повертела ее в руках. – У тебя от этой женщины не один, не два… У тебя от нее три ребенка! Что тут еще объяснять?
Размахнувшись, Сония швырнула статуэтку в стену, и та разлетелась на куски.
– Не заводись! – крикнул Энрике.
– Надеюсь, ты понимаешь, – спокойно сказала Сония, – я не собираюсь сидеть сложа руки. Моему терпению пришел конец. Думаю, самое лучшее нам развестись. И давай отнесемся к этому как культурные люди.
Несмотря ни на что, для Энрике такой поворот событий оказался полнейшей неожиданностью. Он предполагал, что когда-нибудь все может раскрыться, и даже думал, что приготовил кое-какие аргументы в свое оправдание, способные объяснить его поведение. Но он исходил из того, что Сония захочет его выслушать, что она, так же как и он, предпочтет не разрушать их пусть и не во всем идеальный союз. Энрике надеялся, что, как культурные люди, они объяснятся и смогут жить дальше, а не бросятся разводиться. В конце концов Сония должна понимать его положение. Она давно охладела к нему, а он еще далеко не старый мужчина. Ему нужна женщина. Кроме того, Сония не могла рожать, а ему хотелось иметь детей, и Паулина подарила ему этих детей, не требуя для себя никакого официального статуса. Энрике полагал, что он-то как раз все устроил самым культурным образом, и его не столько пугало, сколько огорчало то, что так удачно созданная конструкция его существования может развалиться из-за излишней чувствительности Сонии.
Он еще ничего не знал о Рамоне и надеялся, что первое бурное объяснение с женой – все-таки часть некоего устоявшегося женского ритуала с битьем фарфора и требованием развода, после которого разум вновь возобладает над эмоциями и примирение станет возможным.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144