Роль мирового администратора-распорядителя и особые конкурентные преимущества, связанные с исполнением этой роли, достались США не потому, что в апреле 1978 года мировой валютой вновь был выбран доллар, и конечно же не потому, что американские программисты больше, чем программисты Японии и программисты других стран, преуспели в развитии программного обеспечения. То, что мировой валютой в очередной раз был выбран доллар США, и то, что американские ИТ-компании первыми открыли новые сегменты рынка, сулившие им высокие прибыли и возможности перевода научного менеджмента на новый, более высокий, виток развития, вряд ли можно считать первопричинами непререкаемого глобального лидерства американского правительственно-делового альянса. Скорее это были следствия. Лидерские позиции в борьбе за мирового производителя прочно удерживались американскими деловыми кругами в основном благодаря особой природе государства и особой модели государственного устройства, оказавшейся более всех остальных приспособленной для свободного развития акционерного капитала.
Правительственно-деловой альянс, формировавшийся в США с конца 18 века, оказался лучше всех остальных национальных альянсов приспособленным к разрешению противоречий «между национальным планированием политических единиц и международным планированием корпораций, масштаб которого возрастает с ростом прямых инвестиций». В Японии отмеченное противоречие стремительно нарастало с начала периода Мейдзи (1868 г.), когда страна открылась внешнему миру и в своем экономическом развитии стала полагаться на внешний спрос. Суть отмеченного противоречия состояла в том, что представления о внешнем спросе, на которые должна была ориентироваться экспортная политика Японии, складывались не под воздействием мирового рынка капитала, свободно реагирующего на запросы мирового потребителя, а под воздействием законодательных директив японского правительства. То, что происходит при наложении старых государственных регуляторов на глобализирующийся и быстро меняющийся бизнес, американский мыслитель Э. Тоффлер в своей книге «Революционное богатство» весьма удачно называет «эффектом десинхронизации». «Медленно меняющиеся способы регулирования и контроля, - пишет Э. Тоффлер, - как и законодательные и социальные нормы, отстают от быстро меняющегося бизнеса, в результате чего возникают хаос и смятение, и не все могут устоять перед соблазном возможностей, открывающихся на некогда ясных, а ныне размытых границах, - еще одно проявление эффекта десинхронизации».
Представления о потребностях мировых потребителей, формируемые в сознании японских чиновников, и спускаемые японским капиталистам как законодательные директивы, уступали в своём качестве представлениям, стихийно формирующимся в бессознательной сфере мирового рынка капитала. Из-за этой разницы в качестве представлений о потребностях мировых потребителей (о структуре, источниках, динамике этих потребностей) прибыли на японский капитал были ниже, чем прибыли на капитал США и других стран, более открытых мировому капиталу. Конечно же «эффект десинхронизации» не был атрибутом только японского капитала. США, Германия, Франция и любая другая страна, из тех, что в эпоху доминирования национальных государств успешно экспортировали свою продукцию на мировой рынок, точно так же, как и Япония, подверглись разрушительному воздействию этого эффекта. Японии, на своём примере, удалось всего лишь чуть более наглядно, чем некоторым другим «развитым» капиталистическим странам, продемонстрировать разрушительность «эффекта десинхронизации». Можно сказать, что в японском капитале этот эффект был несколько более избыточным и несколько более непозволительным с точки зрения космополитической системы координат, объединяющей в единое целое все национальные рынки капитала и труда.
Как указывает в своей книге, написанной в соавторстве с двумя высокопоставленными японскими исследователями, М. Портер, «низкие прибыли на капитал были характерны для Японии потому, что эта страна почти не пользовалась международными рынками капитала. Иностранных инвесторов годами не допускали на японский рынок. Японское правительство не позволяло иностранным компаниям приобретать акции японских корпораций, строить предприятия в Японии или скупать акции японских компаний на открытом рынке. Основными владельцами японских компаний были японские банки, страховые компании и другие отечественные фирмы, которые стремились устанавливать друг с другом стабильные деловые связи и участвовать в акционерном капитале друг друга. В свою очередь, банкам и страховым компаниям не нужно было стремиться получать высокую прибыль на капитал, так как их рынки находились под защитой правительства в лице Министерства финансов. Иностранным финансовым фирмам не разрешалось эффективно конкурировать с японскими банками и другими финансовыми институтами за фонды, а японских инвесторов также ограничивали в том, куда они могли вкладывать свои средства. Даже несмотря на то, что японцы накапливали большие сбережения, эта сложившаяся система приводила к тому, что доход на эти сбережения был очень низким».
Мировой капитал, прорвавшийся через протекционистские барьеры, установленные японской государственной бюрократией, менял закоснелую систему владения акциями, и через эти изменения трансформировал структуру государственно-корпоративной власти, сложившуюся в Японии под воздействием старых феодальных традиций, освещённых синтоизмом и дзен-буддизмом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92