Кому, конечно, оплеухи хватает, а кого и убить мало. Наверное, еще и потому почтовая труба выглядит столь незатейливо, пусть и не так, как рожок, скорей как коровий рог, что когда-то почтарям положено было уметь только кричать или гукать; а вот нынче почтовая труба малость украшена, висит на ней, чтоб господа были довольны, какой-то шнурок — золотая или хотя бы желтая косичка. Чего же требовать от такой маленькой удобной трубочки? Но при надобности почтовый трубач и на охоте затрубить может. У большинства же охотников, дело известное, теперь только и имеется что дробовик или скорострелка. Слышишь, зайка, как я тебе сыграл на трубе!
А потом, пускай я не бог весть какая шишка, когда иду по улице и встречаю товарищей, покрикиваю на них или они меня окликают:
— Что с тобой, Мартиненго? Ты вроде нас сторонишься?
— Нет, что вы, ребята! Марти енго уже не Мартиненго. Потерял он метлу. А хотите, дам поносить вам жилетку. Мартиненго тю-тю, на почте работает только Дюрис.
Работа на почте мне нравится. Да я и мечтать не смел о такой. И почта была большая, и много почтальонов, ходивших с сумками. Но я сперва выполнял черную работу.
А дали бы мне сумку, я бегал бы по городу как угорелый, хотя много ли зарабатывает обыкновенный почтальон? Нынче — не знаю. А тогда такой почтальон-письмоносец мог заработать разве что на хлеб и на воду, в городе, скажем, в Вене, заработок позволял ему прикупить еще и парочку «кайзерок»1, но особенно объедаться не приходилось — потом и жениться не на что было бы, а если б и женился, так жена не захотела бы детей заводить — съедай он каждый день по шесть, семь кайзерок — что бы детям осталось? А человек, он ведь и завтракает и обедает, хочется ему и вечером есть, но и это не все. Одежда, топливо, квартира и всякое прочее. Вот жена и скажет: дружок сердечный, у нас семеро детей, будем покупать только семь кайзерок, а нам с тобой — шиш!
Да ведь если жена будет держать тебя в черном теле, а почта ни черта не добавит, то и с сумкой бегать не очень- то захочется! Хорошо еще, что почтарь всякий день среди людей околачивается, знает, у кого какое хозяйство, и навряд ли станет довольствоваться тем, что жена ему выделила или собралась выделить. Нет-нет да и принесет он кому-нибудь особо ценное отправление, к примеру деньги, и порой немалые, а кому и посылку; иной раз, и не помышляя о том, доставит кому-то и необыкновенную радость: влюбленному, то бишь совсем чокнутому, принесет отчаянно влюбленное письмо — и чаще всего именно от неверной подружки или вероломного друга. Тут уж какой грошик или геллер ему непременно достанется! Иные и вовсе расщедрятся! Принесет почтарь особо ценную весточку, они возьмут и сунут ему что-нибудь или угостят хотя бы. А принесет деньги, тогда и совать не надо,— почтарь, отсчитав крупную сумму, мелочь, как правило, никак не может найти, он ведь уж наперед знает, сколько мелочи ему потребуется и что он начнет искать ее по карманам иль в кошельке, у него, конечно, полно мелочи, ему же ее и так почти везде оставляют, а он все шарит и шарит в своем кошельке или кармане: «Не знаю, не знаю, найдется ли у меня мелочь, подождите, сейчас, сейчас, поглядеть надо!»
И он так долго звякает мелочью, пока ему не скажут: «Не стоит беспокоиться! Мелочь оставьте себе!»
А ему только и остается, что поклониться: «Благодарствую. Целую ручку, милостивая пани! До свидания, милостивый пан!»
Конечно, все это относится к городу, но и в деревне ничуть не иначе, просто там столько почты не бывает. В некоторых деревнях, может, и бывает, но есть же небольшие или вовсе крохотные деревеньки, где о почте вообще не имеют понятия, и почтарю туда нет никакого смысла ходить. Там о почте заботится обычно какой-нибудь лежебока. Получит почтовую сумку, фуражку, пожалуй, и пелерину и что ни утро отправляется с сумкой в город, берет на почте два-три письма и какую-нибудь открытку.
Под пасху или рождество такого добра случается больше, иной день придут и четыре открытки, а письма, глядишь, ни одного, кому охота под рождество письма писать и зачем? Ведь порядочный человек на рождество все равно сидит дома. Открытка — дело другое, это годится, открыткой или открытками вы же можете обеспечить всех, кому в течение года нет охоты писать, а вот перед праздниками с ними все уладите, утрясете и останетесь вперед друзьями. Так вот, этот самый почтарь из маленькой деревеньки несет в своей сумке два письма и одну открытку, под праздники четыре открытки и одно письмо, торопиться ему незачем, да он и не больно торопится. Разве что зимой. Но ежели мороз крепкий или, скажем, вьюга, тогда он попросту плюнет на все это дело. Летом, однако, ходит всякий день. Если он любопытен и думает, что в одном из этих двух писем, которые он несет, какой-нибудь секрет, он сядет где под деревце и прочитает его. Почтари уже и этому научились. Научились и заклеивать письма — пусть это и заметно по ним, но в деревне, как правило, машут рукой на такие вещи. Если там что посерьзнее, то рано или поздно оно и так выйдет наружу: олух царя небесного, читай, коли тебе охота!
А он уж давно прочитал! По дороге, идет-то он полем да с сумкой, сумка у почтальона большая, сунет он эти два письма в карман, чтоб не запачкать ненароком, а в сумку то, что удалось по дороге спроворить. А иначе какой ему смысл в город переть?! За эти-то два письма, что он в деревню доставит, почта и впрямь ему гроши платит. Только вот такой деревенский почтальонишка делает это с радостью — может, он хворый или таким притворяется, может, просто ленивый, но раз у него почтарская сумка и фуражка, вид у него внушительный.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39