Но понимал и то, что нельзя позволить волку ускользнуть.Зверь кружил, то наскакивая, то отскакивая. Его рык поднимался каждый раз на октаву выше, и волк то и дело цапал Мэта за руки, пуская ему кровь. «Этакая прыть на трех ногах», — думал Мэт. И еще он думал, что недооценил человека, скрывающегося под волчьей шерстью. Стоило Мэту сделать выпад своим серебряным кинжалом, как волк увертывался и продолжал свой танец.Так могло тянуться всю ночь. И даже если Мэт был не слабак, то все же — смертный. Надо было кончать с этим, и немедля.Боковым зрением он заметил высокую кучу валунов, отбрасывающую чернильную тень на посеребренный луной ландшафт. Он начал отступать шаг за шагом, заманивая волка в тень. И когда волк прыгнул вслед за ним, переступая ее границу, Мэт выкрикнул: Тень, тень, целый день С нами быть тебе не лень. Твоя сила, твоя мощь Под луной в лихую ночь Превращениям помочь Сможет. — Волк свалился с возу — Совершил метаморфозу! Волк грянул с воем оземь. Очертания его тела стали расплываться, удлиняться, утончаться — и вот уже на вереске вместо волка лежал голый человек.Он перекатился на живот, встал на колени и уставился на Мэта в ужасе, сгорая от стыда.Мэт нахмурился, ощущая недоброту ночи.— Здравствуйте, святой отец!Священник низко опустил голову, спрятав лицо в ладони.— Отвернись! Не смотри на меня! Слишком мерзопакостное зрелище для человеческого взора!Мэт отвернулся. Надо было постараться избавить его от срама. Хорошо быть кисою, хорошо собакою — Ни штанишек плисовых, ни рубашек байковых; Если же шерсть в эволюции слезла — Хоть расшибись, но прикрой свои чресла! Патер Брюнел отнял руки от лица, глаза его изумленно расширились. Он опустил на себя взгляд и увидел на должном месте набедренную повязку.— Благодарю, — тихо сказал он Мэту. — Но это не избавит меня от срама великого.— Если тебе так стыдно, — озадаченно возразил Мэт, — почему не принял меры, чтобы этого не случилось?Священник медленно поднялся, качая головой.— Это не так-то легко. Я обычно запираюсь в своей комнате, когда выходит луна, — а тут мне негде было запереться.— Нет, я не это имею в виду — зачем вообще было становиться оборотнем? Неужели это нельзя никак исправить?Священник саркастически усмехнулся.— Можно, надо только полностью освободиться от всех греховных желаний. А стоит хоть чуть-чуть дать слабину — тут же превращаешься в волка.— Ну да, когда Саесса рядом...— Вот-вот. — Горечь была в голосе патера Брюнела. — А принцесса взяла и приказала мне ехать с вами.— О'кей, значит, вам волей-неволей пришлось влезть в звериную шкуру. Но почему же вы в таком виде не отправились просто прогуляться по полю, поохотиться на кроликов?Патер Брюнел качнул головой.— Когда я волк, во мне не остается ни совести, ни жалости. Один только волчий аппетит.Мэт призадумался.— При таком обороте дел... не кажется ли вам, что ваш выбор профессии несколько... э...— Несколько ошибочен? — помог ему патер Брюнел. — Видите ли, господин маг, я обратился в лоно церкви очищения ради. Я хотел исправить свою порочную натуру, ведь это силы Зла делают из меня бездушного зверя. Я твердо знал, что самоубийство — грех.Только церковь помогла бы мне очистить душу и навсегда закрепиться в человеческом обличье. Поэтому, когда я понял, что я такое, я ушел в монастырь.— Когда вы поняли? — едко спросил Мэт. — А вы что, разве не знали об этом с детства?Священник сдвинул брови, потом его лоб разгладился, и со смиренной улыбкой он ответил:— Вы думаете, я таким родился? Нет. Во всяком случае, в детстве это не проявлялось. Я рос в обычной крестьянской семье, играл с товарищами и делал, что положено ребенку. Я не боялся полной луны, пока не вступил в пору отрочества.— Лет в тринадцать? — уточнил Мэт.— В моем случае это случилось в двенадцать, когда при виде соседской девочки кровь во мне взыграла и пожар охватил чресла. Но я был воспитан Церковью и Писанием, поэтому, поймав себя на мысли о том, что кроется у нее под лифом платья, я скрутил эту мысль и попытался отбросить ее от себя. Борьба оказалась неравной, и я почти не спал в ту ночь, то грезя, то думая, что же мне делать.— В ту ночь было полнолуние? — предположил Мэт. Патер Брюнел кивнул.— Я внезапно очнулся в лунном свете. Дом показался мне чужим и пугающим. Я вылез из кровати и выпрыгнул в окно.Тут я заметил, что оброс шерстью и что у меня четыре ноги. Но ни капли не удивился. Меня занимало одно: как бы мне схватить соседскую девочку, попробовать ее плоть, пройтись языком по ее дивному телу и... нет!Он взъерошил пальцами волосы, ушел лицом в ладони.— Сейчас вы в тени. — Мэт потряс священника за плечо. — Только лунный свет для вас опасен, не так ли?— Так. А утренняя заря снова превращает меня в человека... Когда настало утро и солнце коснулось меня своим благословенным, целительным лучом, я стал собой и ужаснулся тому, что собирался сделать.— Собирался? — переспросил Мэт. — Значит, не повезло?Патер покачал головой.— Ее отец, честь ему и хвала, оберегал свой дом — все двери и ставни были крепко закрыты. Под утро я вернулся к себе, встал на колени у своей постели, заплакал мужскими слезами и поклялся, что никогда больше не стану скверным похотливым животным.Мэт задумчиво кивнул.— И, чтобы не брать грех на душу, вы обратились к Церкви.— Не только для этого. Я решил посвятить жизнь добру и благочестию, я решил уйти под сень Божьей милости и всеми своими помыслами устремиться к вечным небесам — так, чтобы даже на дне души не осталось ни малейшей тяги к греху.Мэт вертел в руках серебряный кинжал и думал, что навряд ли теперь смог бы пустить его в ход.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114