— Да, верно. И драконы — сильные союзники в войне. Но я порой сомневаюсь в пригодности для таких дел нашего доброго Стегомана.— М-да, пьяный дракон не самый надежный союзник. Есть, правда, возможность его вылечить, однако же...— В самом деле есть? Каким образом?— В общем-то я довольно хорошо себе представляю, что с ним такое, — сказал Мэт. — Но я не специалист. Если я ошибаюсь, я могу только еще хуже навредить ему.— Так вы и пытаться не станете?— Только в случае крайней необходимости. Тогда можно было бы опробовать заклинание-другое, которые я подобрал к случаю. Глядишь, они и сработают, он ведь уже вполне в зрелом возрасте.— А это здесь при чем? — удивился сэр Ги. — Вы полагаете, его болезнь имеет корни в детстве?— Скорее даже в младенчестве. Из некоторых оброненных им намеков я вывел, что драконы откладывают яйца, но потом оставляют их без присмотра. И когда детеныш вылупится, он должен жить самостоятельно, пока не разыщет родителей.Сэр Ги кивнул:— Да, и есть такие подлые люди, которые их убивают, потому что кровь даже новорожденного дракона обладает волшебной силой.— У него, вероятно, остались неприятные воспоминания, связанные с охотниками на драконят. Я предполагаю, что один из них преследовал его где-то на высоком месте. Малыш попробовал слететь вниз, но крылья у него были еще неокрепшие, он упал и сильно ушибся. Так у него возник страх высоты. Может быть, позже, когда он научился летать, ему тоже пришлось спасаться от чего-то, и он опять упал. Так что в глубине души полет стал для него делом опасным. Но не в обычае драконов признаваться в таких вещах даже перед самим собой, поэтому он стал бессознательно хмелеть в полете, что дает право его собратьям-драконам запрещать ему подниматься в воздух. Это стыдно, но далеко не так стыдно, как прослыть трусом. — Мэт снова взглянул в окно. — Уже ночь, и они выстраиваются на стене.Вон там настоятельница. А это — Боже милостивый — Саесса!Экс-ведьма шла на шаг позади настоятельницы, поднимавшейся вверх по ступеням. Она была в серой рубахе с нешироким белым нагрудником; белая повязка на лбу, какие носят послушницы, придерживала покрывало, под которым были спрятаны ее волосы.Аббатиса простерла вперед руки, и Мэт отчетливо услышал ее голос:— Слушайте меня, дети мои! Будьте бдительны! Те силы, что напали на монастырь прошлой ночью, сегодня снова пустят в ход свои злые чары. Они могут наслать на вас лихорадку, колики и тошноту. Ваши тела пойдут язвами и нарывами. Все это будет выглядеть так, как будто оно есть на самом деле, но это только мнимость. Если Бог будет в ваших сердцах, напасти потеряют силу и пройдут. Но если вы не сумеете очистить сердце и голову от всех мыслей, кроме мысли о Нем и деяниях, которые вы должны совершить во имя Его, тогда сложите ваше оружие и пойдите в часовню помолиться, чтобы укрепить тех, кто остается на стенах. Нет ничего постыдного в таком уходе, дети мои, — стыдно не уйти, потому что тогда вы ослабите тех, кто сражается. — Аббатиса смолкла, переводя взгляд с лица на лицо. Сестры смотрели на нее в торжественном молчании. Она кивнула, удовлетворенная. — И помните о главной опасности: нельзя ненавидеть все, что исходит от мужчин!Тихий ропот прошел в строю монахинь. У Мета мурашки пробежали по коже, он готов был провалиться сквозь землю.— Вы все пострадали от руки мужчин, — раздался, перекрывая ропот, голос аббатисы. — Вы пришли сюда, исполненные ненависти, но здесь вы усмирили ненависть молитвой. Однако из всех ваших пороков ненависть можно оживить легче всего. Помните, что грех ненависти и жажда мести — худшие из искушений. Мужчины, которые опозорили вас, были всего лишь орудиями сатаны и его ближайших приспешников, а те существа, которых вы видите сегодня под вашими стенами, — приспешники еще более мелкие. Да, это враги, но недостойные ненависти и гнева. Стрелы, что вы пошлете в них, потеряют свою силу, если вас будет направлять гнев. Сражайтесь, чтобы спасти своих сестер и тех, кто живет вне этих стен; сражайтесь, чтобы спасти мужчин от соблазна обижать женщин; но сражайтесь не во гневе и не ради мести. Если вы это в себе не преодолели, сложите оружие и немедленно, сию же минуту отправляйтесь в часовню.Сэр Ги чуть не ахнул от изумления, когда монахини гуськом потянулись к лестнице со склоненными в молитве головами. Холодок пробежал у Мэта по спине. Если даже после такой речи аббатисы они не чувствовали себя свободными от ненависти, как, должно быть, глубоко она в них засела!Навстречу борющимся с искушением по лестнице поднимались их сестры, набравшиеся сил в часовне. Настоятельница что-то обсуждала с Алисандой и Саессой. Вдруг с дальнего конца стены донесся крик. Одна из монахинь указывала рукой в темноту. Сестры зарядили стрелами свои арбалеты.Сэр Ги и Мэт бросились к другому окну и стали вглядываться во вражеский стан. Там шли приготовления к битве: передние ряды воинов уже держали в руках приставные лестницы.Монахини казались невозмутимыми. Те из них, кто были в миру разбойницами, забрали с собой в монастырь и свое вооружение, так что им хватало и луков, и стрел, и арбалетов. К тому же в осаде они были какие-нибудь сутки, а не год.Три десятка монахинь выстрелили из арбалетов и отступили назад, давая место трем следующим десяткам с арбалетами наготове, в то время как третья смена уже поджидала своей очереди выстрелить и ретироваться, а первый ряд, перезарядив арбалеты, снова выступил вперед.— Тот, кто обучал стрельбе этих леди, кое-что понимал в военном искусстве, — заметил сэр Ги.Наступавший неприятель попал под стальной град стрел и с воплями отступил, оставляя убитых.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114