.. то есть, если отложу другие дела и приму ваше приглашение - давайте забьём стрелку.
- У Александрийской колонны, ровно в десять.
- Хорошо, я подумаю, прощайте.
- До свидания.
- Да! - оглянулась Катя. - Я говорю по-немецки!
Славик улыбнулся и оттопырил большой палец.
Вечером над городом гремели фейерверки, рассыпаясь в небе разноцветными огнями и раскрашивая знакомые фасады домов, улицы и площади в яркие, причудливые цвета. С эстрадных площадок играла музыка, с лотков продавали всё, что душе угодно. Начинались народные гулянья, каких ещё не видела ни одна петербургская белая ночь.
На Дворцовой было особенно многолюдно: здесь ожидался мощный, наикрутейший рок-фестиваль.
Успевшего прославиться ещё до начала состязаний Курта удалось склонить к прогулке благодаря отсутствию надзора со стороны Карла Ангелриппера, находившегося на то время в отделении милиции. Но и сам юноша не особенно сопротивлялся, находясь в эйфории, вызванной опьянением, так сказать, воздухом свободы. Прожив все свои девятнадцать лет в благоустроенной пещере и лишь изредка совершая пробежки по горным тропам, он впервые оказался в городе, в центре многолюдного праздника. Курт смотрел по сторонам и глупо улыбался. Он был послушен, как цирковая лошадка.
Наконец прибежала Катя, раскрасневшаяся, с блестящими глазами. Она за руку поздоровалась с Маринкой и с Куртом, представилась и что-то сказала Курту по-немецки, а он закивал, заулыбался и забормотал что-то вроде "о, зер гут, данке, данке..."
Крепко взявшись за руки, компания стала змейкой пробираться через толпу с площади на Невский проспект.
Но и на Невском оказалось не легче: народ столпился на тротуарах, ожидая прохода уже видневшегося в районе Думы карнавального шествия с немыслимыми конструкциями на платформах.
Протиснувшись вперёд ещё на пару кварталов, компания посмотрела шествие и свернула в более или менее тихую улочку с яркой вывеской ресторана "Разгуляй".
Катя вовсю тарахтела с Куртом по-немецки, и не успел он повторить на новый лад свои пожелания по поводу соблюдения режима, как уже сидел за столиком у фонтана.
Подошёл официант и подал карту. Немец повертел её в руках и передал Славику. Тот пробежал глазами столбики названий и цифры в правой части, растерялся и отдал карту Маринке. Та долго водила пальцем по строчкам, шевелила губами, и в конце концов заявила, что хочет сборную солянку. "Там всегда плавает много всякой всячины, а я страшно проголодалась", - пояснила она свой выбор. Голодными были все, поэтому Славик велел официанту принести четыре солянки.
- Что-нибудь будете пить, закусывать? - поинтересовался тот равнодушно.
- Да, принесите... чего-нибудь. - сказал Славик с усталой небрежностью завсегдатая злачных мест.
- Будет сделано, - отреагировал официант, не вдаваясь в подробности.
Вскоре он принес минеральную воду и фрукты.
- Соляночку подождать придется, - сказал он. - Если желаете, можно икорки подать, салатик, ассорти из дичи...
- Нет, нет, не надо, у нас режим, - быстро возразил Славик. - А что так тихо? - переменил он тему. - Музыка у вас есть?
- Так точно, будет. Оркестр на перерыве.
3
Долго и подробно.
Курт отпускает ремень на несколько дырочек
Едва только за столиком появилась известная нам компания, саксофонист оркестра Дмитрий Иванович Котов тотчас узнал мальчика и девочку, вертевшихся на приёме в мексиканском консульстве.
После обрушившихся за последнее время потрясений Котов сделался болезненно подозрителен. Заходя в квартиру, он прежде всего заглядывал под кровать, резко отдёргивал оконную штору, разглядывал на просвет пустые бутылки. У него появилась привычка носить тёмные очки, а также внезапно останавливаться у какой-нибудь витрины и коситься по сторонам. Возможно, что его инстинкт самосохранения запоздало реагировал на ту настоящую слежку, которую в течении нескольких дней вёл за ним убийца.
Потом ещё был дурацкий сон, где он выступал свидетелем в суде и после которого Альбина на неделю прервала с ним отношения. Да и Юрик вёл себя довольно странно...
И вот теперь, когда уже всё, казалось, вошло в обычную колею, за столиком у фонтана появились эти люди, совсем ещё дети, которые несомненно за ним следили.
Котов шарахнулся в служебный коридор, прихватив на ходу спрятанную в шкафчике с чистым бельём початую бутылку коньяка. На кухне он схватил стакан с присохшими на сахарном дне чаинками, плеснул на три пальца и быстро опрокинул себе в глотку.
- Ага, докатились, - забормотал он себе под нос, занюхивая коньяк хлебной корочкой. - Детей используют. Опыты делают, психотронщики...
В последние дни в голове у Котова возникла теория, что всё необычное произошло с ним не случайно, что некие секретные спецслужбы выбрали его объектом для своих опытов.
- Конечно, - злобно шептал он, пережёвывая корку, - пьющий, одинокий, никому нет дела...
- На, - повар Егорыч вручил Котову очищенную морковку. - Грызи.
Котов захрустел морковкой и налил повару. Тот выпил и занюхал коньяк рукавом.
- А я никогда не закусываю, - сказал повар. - Я даже никогда не пробую то, что варю. Это те, которые варить не умеют, всегда пробуют. А я и без пробы знаю, что у меня в кастрюле.
Это он повторял всякий раз, когда ему подносили стаканчик.
- Слушай, - сказал ему Котов, прикуривая от горячей плиты сигарету, Егорыч, ты про психотронное оружие чего-нибудь слышал?
Отвернувшись, Егорыч шинковал овощи, молотя ножом по доске со скоростью машины. Не прекращая работы, он ответил:
- Так, что-то слышал...
- А если, допустим, такую штуку надо испытать... Кого используют?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146