А
что, если Бог безумен, а что, если Бог - зол и жесток? Авраам, который шел,
сам не зная, куда идет - невежда и глупец, Авраам, который занес нож над
своим сыном - преступник и злодей. Это для нас - самоочевидно, тут и спора
быть не может. Даже сам бл. Августин писал, что прежде, чем верить, я должен
спросить себя: cui est credendumxciv. Бог сотворил все: но разум и мораль не
сотворены - они премирны и предвечныxcv.
Тут Киргегард во второй раз столкнулся с идеей греха, какой она
представлялась языческому сознанию и какой она изображена в Св. Писании. Он
нас уверял, что идее греха в определении Сократа не хватало момента "злой
воли". Но мы убедились, что это исторически неверно. Именно язычество
неразрывно связывало грех со злой волей и даже пыталось, прибавлю здесь,
навязать нарождающемуся христианству свое представление о грехе. На этой
почве и завязался знаменитый пелагианский спор. Для Пелагия, выражаясь
словами Киргегарда, понятием, противоположным греху, была добродетель -
оттого он так страстно настаивал на том, что человеку дано своими силами
спастись, и так негодовал против тех, кто уповал не на свои заслуги, а на
Божью благодать. Пелагий, правда, был осужден, но даже и сам бл. Августин,
который первый дал надлежащий отпор Пелагию, никогда не мог (и не хотел!)
отказаться от понимания греха как выражения злой воли, и в истории
теологической мысли мы наблюдаем постоянные попытки (тайные, конечно)
возвращения, под тем или иным предлогом, к пелагианствуxcvi. Люди всегда
были склонны рассчитывать на свои силы и всегда больше доверяли своему
разуму, чем Богу. Киргегард, который, конечно, открещивался от пелагианского
учения и в общем был далек от него, все же не мог вырвать с корнем из своей
души убеждения, что начало греха злая воля и упорство и что добродетели
суждено играть какую-то, и даже не последнюю роль в деле нашего спасения. Не
только не мог, но и не хотел - и, как мы сейчас увидели, скорей не хотел,
чем не мог. Одновременно он, однако, чувствовал, что радикальное различие
между языческим и библейским пониманием греха совсем не в том.
В своей книге "Begriff der Angst" - одном из самых глубоких и наиболее
близко к нему подводящем его произведении - он вплотную подходит к
величайшей загадке, предлагаемой Св. Писанием человеку, - к рассказу о
грехопадении первого человека. Он делает величайшие усилия, чтобы связать
библейское повествование о первородном грехе и библейское понимание веры со
своим личным опытом и освободиться от тех готовых идей, которые он впитал в
себя, изучая творения языческих и христианских философов. "Мысль искать
логического объяснения того, каким образом пришел на землю грех, - пишет он,
- это - глупость, которая могла прийти в голову лишь людям, до смешного
озабоченным во что бы то ни стало все всегда объяснять". И через страницу
снова: "Как пришел грех на землю, каждый человек это должен понять сам -
если же он хочет, чтобы его тут обучал другой, значит, что здесь скрыто
какое-то недоразумение... И, если какая-нибудь наука явится тут со своими
объяснениями - она только все перепутает. Правду говорят, что ученый должен
забыть о самом себе: но именно потому грех и не есть научная проблема"
(подчеркнуто мною. - Л.Ш.)53xcvii.
Но раз так - то что же может нам Киргегард рассказать о грехе? И откуда
он возьмет то, что расскажет? Из Библии? Но Библия и без него для всех
открыта. Причем, как мы сейчас убедимся, он отказывается принимать кое-что
из того, что в Библии рассказывается о падении первого человека. У него есть
какие-то источники осведомления: недаром сказал он нам, что каждый человек
сам должен знать, как пришел на землю грех. Послушаем его: "Невинность есть
неведение. В невинности человек определяется не духовно, а душевно, в
непосредственном единстве с природностью. Дух в человеке еще дремлет. Такое
понимание находится в полном соответствии с Библией, которая не признает за
невинным человеком знания различия между добром и злом". Совершенно
бесспорно обратное: такое понимание не находится ни в каком соответствии с
Библией, но очень похоже на то, как толкует библейское сказание
умозрительная философияxcviii. По Библии, правда, невинный человек, т.е.
человек до падения, не имеет ни знания вообще, ни знания различия между
добром и злом. Но в Библии нет и намека на то, что в человеке, каким он
вышел из рук Творца, дух был усыплен, и еще меньше о том, что знание и
уменье различать добро и зло знаменует собой пробуждение духа в человеке.
Как раз наоборот, весь смысл загадочного сказания о грехопадении именно в
том, что знание и умение различать добро от зла, т.е. то, что принесли ему
плоды с запретного дерева, не пробудило, а усыпило в нем дух. Змей,
соблазняя Еву, точно обещал ей, что, вкусив от этих плодов, люди пробудятся
и будут как Боги. Но ведь змей, по Св. Писанию, был отцом всяческой лжи, и
только люди эллинского воспитания - в древности гностики, а потом все почти
философы - думали иначе и не допускали мысли о том, чтобы знание и уменье
различать между добром и злом могло не пробудить дух усыпленный, а усыпить
дух бодрствующий. Ненавистный Киргегарду Гегель настойчиво и уверенно
повторял, что в истории грехопадения человеческого обманщиком был не змей, а
Бог: змей открыл первым людям истину. Казалось бы, Киргегарду, так пламенно
воспевавшему Абсурд, менее всего пристало связывать со знанием пробуждение
духа, и ему же, догадавшемуся, что рыцарь веры принужден был отстранить
этическое, еще в меньшей степени следовало бы видеть в уменьи отличать добро
от зла духовное преимущество.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109