Ч
то мы, работавшие рядом с ними, проглядели? Ведь родились они оба не предат
елями, а стали ими. Как? Когда?
Приехали они в Стокгольм в 1942 году, проделав от Москвы в Швецию почти круго
светное путешествие. В Атлантике их корабль был торпедирован, их спасли.
Оба были командированы для работы в стокгольмской резидентуре под фами
лией Петровы. Он Ц шифровальщик, кассир и пом. резидента по совколонии, он
а в качестве шифровальщицы.
…На собраниях Петров выступал с ура-победными речами, то громил «нытико
в», то отчитывал кого-то за то, что тот вздумал справлять день рождения св
оего ребенка, где даже «отплясывали» и пели песни, когда идет кровопроли
тная война. Требовал немедленно откомандировать в Москву сотрудника во
енного атташе, узнав, что у него какие-то родственники остались на оккупи
рованной территории и что немцы обязательно используют их для вербовки
этого сотрудника. «Кин» старался втолковать Петрову его функции, пыталс
я умерить его чрезмерное рвение и подозрительность, что создавало нерво
зную обстановку в колонии. Петров злорадствовал по поводу «Красной капе
ллы», пытался даже возражать против посылки в Центр телеграммы с просьбо
й отменить приказ о посылке «Директора» на связь с двойником. После отзы
ва «Кина» в Москву он обратил пристальное внимание на меня…
Однажды я получила из Москвы запрос по делу, которое вел «Кин». Меня удиви
ло, что по этому вопросу запрашивали меня, а не «Кина», который находится в
Москве (я не знала, что он в это время был на Кавказе). Петров из этого запро
са сделал вывод, что «Кина» репрессировали, и все чаще стал намекать на то
, что «Кина» пустили в «расход» за провал «Красной капеллы». Я поняла, что
Петров прохвост. Он стал все чаще выпивать. Меня это встревожило: шифрова
льщик, имеет в своем распоряжении большие деньги резидентуры, может натв
орить беды. Хотела послать в Москву телеграмму, но Петров отказался дать
мне шифры, очевидно поняв, что я могу послать шифровку о его поведении. Свя
заться с Москвой через посольского шифровальщика, а стало быть МИД, я счи
тала себя не вправе. Диппочта тогда ходила чрезвычайно редко. Я ждала нов
ого резидента. Приехал Рощин. Я рассказала ему о поведении Петрова, заяви
в, что я ему не верю. Стала сдавать дела…
…По приезде в Москву я доложила обо всем начальнику шифроуправления Шев
елеву и своему начальнику Агаянцу. Шевелев сказал мне, что Петров все вре
мя на меня «капал». Агаянц решил, что у нас просто сложились нездоровые от
ношения с Петровым Ц Пролетарским. Как я узнала позже, Петров однажды на
пился пьяным и шведская полиция подобрала его в какой-то канаве и достав
ила в посольство. В карманах у Петрова были ключи от сейфов и печать. И все
же он продолжал оставаться в резидентуре. Когда он вернулся в Москву, я не
подала ему руки. Он был назначен начальником отделения Комитета информа
ции по совколонии.
Прошло несколько лет. Петрова снова посылали куда-то за границу. В 1955 году
я работала в Воркуте. Как-то раскрываю газету «Правда». Читаю сообщение Т
АСС о разрыве дипломатических отношений с Австралией. Оказывается, сотр
удник посольства (понимаю, что работник резидентуры) Петров, захватив ка
зенные деньги, стал предателем, невозвращенцем, продался иностранной ра
зведке, а его жена, которая якобы пожелала вернуться в Москву (чему я не ве
рю, так как она была также корыстолюбива и полностью находилась под влия
нием и властью Петрова), была отбита австралийской полицией, насильно вы
тащена из самолета. Правительство Австралии отказалось выдать Петрова,
обворовавшего посольство. За этот недружелюбный акт советское правите
льство порвало дипломатические отношения с Австралией.
Читая это потрясшее меня сообщение, я вспомнила вдруг горящие алчностью
и вожделением глаза обоих Петровых перед витриной универсального мага
зина в Стокгольме, украденные Петровым у меня деньги, страсть к накопите
льству, к приобретению дорогих вещей, вспомнила, как Петров после приемо
в в посольстве ходил и собирал недопитые бутылки вина и коньяка, его прис
трастие к выпивке, его демагогические речи на партсобраниях, его «архибд
ительность», его кичливость своим пролетарским происхождением (вернее
Ц люмпенпролетарским), голодным детством и прочее, прочее».

Мне пришлось быть рядом с Зоей Ивановной, когда создавалась ее книга о ра
зведке, я был одним из тех, кто настойчиво советовал ей написать о такой уд
ивительной жизни. Почти все эпизоды мне довелось, и не один раз, слышать за
долго до создания рукописи. Тем не менее, читая и перечитывая это произве
дение, я нахожу моменты, которые вызывают у меня дополнительные воспомин
ания и размышления. Поделюсь некоторыми из них.
В главе «Мама» Зоя Ивановна пишет о встрече со своей матерью на Ярославс
ком вокзале Москвы после возвращения из Швеции через Англию и Баренцево
море.
«Ц Мамочка, ты больна, почему ты так безумно похудела?
Ц Знаешь, я получала по твоему распоряжению тысячу рублей, этого хватал
о на десять килограммов картошки.
Мне стало холодно. Я переводила всю свою зарплату в валюте и считала, что м
ама с сыном обеспечены. Но ей валюту обменивали по твердому курсу на рубл
и».
Можно понять Зою Ивановну, которая, услышав это от матери, тут же сравнила
покупную способность шведских крон и тысячи рублей, да еще в военный 1944 го
д. Ее мать с сыном практически голодали, если бы не вещи, которые Александр
а Дмитриевна продавала и меняла на продукты? А разве нельзя было обеспеч
ить хотя бы сносным питанием семьи таких уникальных разведчиков, немало
сделавших для блага родины.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129