– Кого вы представляете? – бодро крикнул представитель «неприкосновенной прессы», отбрасывая в сторону кипу документов, принесенных нахально ухмыляющимися дюжими молодцами. – Завтра же в заголовках всех центральных газет появится…
– Не появится, – ласково «успокоил» его бритый под бокс молодчик. – А представляем мы Госбезопасность.
Так и сказал: «Госбезопасность», с прописной буквы.
– Нет больше такой организации! – взвизгнул редактор истерично.
– Это вас, милок, – участливо заметил второй из пришедших, – больше почти что и нету. Уже не девяносто первый, да и не девяносто третий. В календарь загляни, или телевизор повнимательнее посмотри.
– ФСБ?
– При чем тут контрразведка? – пожал плечами первый, демонстративно закуривая и кидая спичку в цветочный горшочек с какими-то японскими редкостями, гордостью длинноногой секретарши.
– Документы покажите, – вяло откинулся на спинку кресла редактор.
Перед его носом помахали какими-то не очень знакомыми по внешнему виду корочками. Из промелькнувших перед глазами удостоверений редактор уяснил себе только три вещи. Что первый из его визитеров майор, второй – капитан, а еще – что он действительно не собирается больше одобрять подобных материалов к публикации.
О чем вслух и заявил.
– Вот и ладненько, – засуетились молодые люди, сделавшиеся удивительно приветливыми и милыми.
По мановению ока куда-то делась кипа «жалоб оскорбленных граждан», иск от каких-то правозащитных организаций, непогашенные квитанции за электричество и черт знает еще за что.
– Видите, – наставительно сказал старший по возрасту и званию «боец невидимого фронта», – как быстро пресса может найти общий язык с нами.
– Это уж точно, – вытер лоб платочком редактор.
Пожалуй, за исключением этого, без сомнения смехоподобного эпизода, общественность столицы больше и не сталкивалась с безымянной «конторой». Какие-то люди шныряли через проходную со старомодным турникетом и вполне современными мордоворотами в стеклянных будках, но они, по большей части, были приезжими.
А потому, когда двадцатипятилетний мужчина со странной фамилией Пшибышевский спросил у дремавшей старушки, правильно ли он идет к серому особняку, назвав адрес, то услышал в ответ безмятежное:
– Это где органами торгуют?
– Почему – органами? – удивился Станислав Пшибышевский.
– А чем они там еще могут заниматься? – резонно ответила старушка, почесывая за ухом меланхолично похрапывающего у нее на коленях мопса. – Вывески нет, значит не банк. Запахов никаких – значит, не овощебаза. Девицы в срамной одежде не шляются – выходит, и не бордель это. Верно говорю – органы русских людей на Запад продают.
– Ну что ж, – вздохнул Стае, – пойду, заложу свою печень циррозную. Авось удастся на новый мопед наскрести.
– Ну и молодежь пошла, без всяких принципов, – услышал удаляющийся Пшибышевский ожидаемый пассаж. – А честно заработать на свой лиса-пед не пробовал?
Поплутав (все же бабка объяснила дорогу весьма невнятно, то ли по дурости, то ли по умыслу) по лабиринту дворов, в которых величаво щурились по-летнему ленивые коты и взвихрялись облака тополиного пуха, молодой человек все же вышел к обшарпанной двери особняка.
Откашлявшись, он сделал автоматическое движение, словно поправлял галстук.
Коснувшись торчащей из легкомысленной футболки голой шеи, он весело рассмеялся чему-то своему, поправил пиджак модного спортивного покроя, и позвонил в оглушительный звонок.
Дверь открыл весьма неприветливый детина со скошенным лбом и ломанными хрящами на ушах.
– Че надо, дядя? – спросил он, пережевывая, верно, полпачки жевательной резинки за раз.
– Органы у вас тут принимают? – спросил Стае.
– Почки лишние образовались, – недобро прищурился широкоплечий и приземистый крепыш, и при этом Пшибышевскому показалось, что телеса его каким-то невероятным образом раздвинулись вширь, заполняя пространство «предбанника». – Гак я сейчас помогу, самому трансплантанты понадобятся.
– А вот здесь ваш инструктаж хромает, – безмятежно улыбнулся Стае. – Такой вот уродец не может и не должен знать столь длинных и вычурных слов.
На лице начавшего демоническое преобразование охранника промелькнула какая-то заполошная мысль.
– Ишь ты, – покачал головой Стае, двумя пальцами вытаскивая из внутреннего кармана пиджака удостоверение. – «Трансплантанты»! Тебе консерваторию охранять, мил человек, или библиотеку.
Уткнувшись носом в корочку, охранник виновато развел руками:
– Товарищ капитан – служба.
– Товарищи при комиссарах были, – кинул на ходу Пшибышевский, двигаясь сквозь бурно окрашенный и изрядно обшарпанный турникет.
Возле могучего и древнего лифта Стае увидел еще одного охранника. Этот цепко ощупал его колючими и ничего не выражающими глазами, и остался недвижим за своей стеклянной фирмой, мельком глянув в удостоверение.
Впрочем, как догадывался Стае, недвижимость его была такой же дурной театральщиной, как и туповатая грубость первого. Правая рука постового, не видная от лифта, наверняка жала на соответствующую кнопку.
Поднявшись на четвертый этаж и поморщившись от лязга допотопного лифта, Стае встретился лицом к лицу с новым стражем.
Этот представлял собой совершенно другой типаж. Субтильный типчик с подслеповатыми глазенками за толстостенными очками, тонкорукий и сутулый, с рассеянной улыбкой на бледных губах.
Что-то подобное Пшибышевский и ожидал. Здесь находилась святая святых конторы, ее мыслительный центр, а посему – никаких мордоворотов в коже и со жвачкой за толстой щекой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91