– Почему ты решил вернуться? – спросила она.– Почему я решил вернуться? – я нахмурился. – Мне почему-то казалось, что я помогал акетни. И, кстати, именно ты предложила разыскать их.Мой сарказм не подействовал.– Ты мог бы остановиться как только Кууми появилось на горизонте. Что заставило тебя приехать сюда?Я выгнул брови.– Такая мелочь как вода.Дел выразительно пожала одним плечом, отметая мой несостоятельный аргумент.– Ты мог бы попросить Мехмета вынести нам фляги.– Мог, – согласился я. – Но зачем это делать? Раз мы так близко от поселения, лучше провести еще одну ночь под крышей.Дел не сводила с меня глаз.– Ты говорил, что опасаешься танцоров мечей и борджуни. Что, может случиться, они уже добрались до Кууми и схватят нас здесь.– Может случиться, вряд ли случится… – я замолчал, пытаясь унять дрожь, вызванную внезапно возникшими знакомыми словами. – Ладно, баска, поехали. Мы можем сами о себе позаботиться.Пока мы добирались до кантины Акбара, солнце опустилось за горизонт. Сияние тонкого полумесяца не затмевало свет звезд и они блестели как кристаллы Пенджи на ровной площадке Бросающего песок.Представив себя со стороны – угрюмого, нервного, брюзжащего – я завернул жеребца прямо на конюшню и поставил его в одну из крошечных отгороженных щелей под названием стойло. Дел мудро отвела кобылу в другой конец захудалой конюшни Акбара и сняла с нее упряжь и сумки. Медные украшения уздечки зазвенели и Дел тихо заговорила с кобылой на Высокогорном.Язык этот мне давался с трудом, хотя за время нашего путешествия я сумел овладеть им достаточно, чтобы говорить и понимать сказанное. Я слушал Дел и чувствовал, что сейчас в ее речи важны были не слова, а интонации. Дел что-то беспокоило.Пока она общалась с кобылой, я занялся жеребцом. Засыпал ему корм, дал воды и встретился с ней у выхода. Оба мы несли сумки и фляги.– Есть хочешь? – поинтересовался я, стремясь разрядить атмосферу.Дел покачала головой.– Значит пить.Дел только дернула плечом.– Может вымыться, утром?Хитрый изгиб Северного рта, по которому ничего не поймешь.У меня кончилось терпение.– Тогда ЧТО ты хочешь?В полумраке голубые глаза стали совсем светлыми.– Освободить ЭТО.Снова «это». Мой меч.– Аиды, баска, ты слишком много о нем думаешь. Мне самому надоело ждать и я с большим удовольствием покончил бы с ним здесь, чем тянуть до Джулы, но выбора мне, кажется, никто не предлагает, – я прошел мимо нее и вышел из конюшни. – Давай избавимся от этих шмоток. Мне нужна еда и чашка акиви.Дел вздохнула и пошла за мной.– Что ж, по крайней мере в этом ты не изменился.Мы быстро избавились от груза, купив себе постель, и вернулись в общую комнату, полную клиентов. Дым хувы спиралями поднимался к потолку, от разлитого вина пол был липким, отекавшие свечи разливали тошнотворный свет. В комнате пахло молодым вином, кислой едой, стареющими шлюхами и немытыми, потными телами.Обычный набор запахов для кантины.Заставляющий пожалеть, что у человека есть нос.Дел что-то тихо пробормотала. Я показал на небольшой покосившийся стол в углу комнаты, пробрался через человеческий стадный двор, зацепил ногой табуретку и подтащил ее к себе.– Акиви! – закричал я пухлой служанке, нагруженной чашками и кувшинами. – И две миски тушеного мяса с сыром!Дел застыла у стола, молча осматривая кантину. Она старалась ничем не выдать своего отвращения, но я его сразу почувствовал.– Садись, – бросил я. – Ты ожидала чего-то лучшего?Дел обернулась. Она долго изучала меня, потом опустилась на табуретку. Стол стоял в углу, в стороне от толпы; место, которое я оставил Дел должно было защищать ее со спины и боков. Мне пришлось сделать над собой усилие, чтобы самому не занять такую выгодную позицию, но Дел предпочла не заметить это.Служанка принесла все, что я заказал. Кувшин акиви, две чашки, две миски, над которыми поднимался пар, и ложки. Я открыл рот, чтобы попросить воды, заранее считая монеты, но Дел меня опередила.– Я буду пить акиви.Сам не знаю, как мне удалось справиться с собой и не застыть перед ней с открытым ртом.– Это крепкая штучка, баска.– Совершенно с тобой согласна, – она потянулась за кувшином и наполнила до краев обе чашки. Едкий аромат был таким густым, что я готов был на пари разрезать его пополам мечом.Я сунул служанке лишнюю монету и жестом отослал ее. Я никак не мог понять, что происходит с Дел.– Слушай, баска, я знаю, я неоднократно говорил тебе, что ты не имеешь права упрекать меня за излишнюю любовь к неизвестному тебе напитку, но…– Ты прав, – спокойно согласилась она и поднесла чашку ко рту.– Ты не обязана делать это, баска!– Пей свое, – с прохладцей посоветовала она и сделала приличный глоток.В детстве я не получил утонченного воспитания; я расхохотался ей в лицо.– Боги, Дел… посмотрела бы ты на себя со стороны!Она умудрилась проглотить все, что взяла в рот, сохранив достоинство. Потом сделала другой глоток.– Баска… хватит! Не надо мне ничего доказывать.Голубые глаза смотрели на меня. Этот глоток дался ей лучше, лицо почти не скривилось.– Нельзя судить мужчину не испробовав на себе его пороки.Я прищурился.– А это ты от кого слышала?– От моего ан-кайдина в Стаал-Уста.Я ухмыльнулся.– В этом все Северяне – сплошная напыщенность и пустые слова.– А чему учил тебя твой шодо?– Мой шодо учил меня семи уровням работы с мечом. Больше ни на что времени не оставалось.– А-а, – третий глоток. – В этом все Южане – сплошной пот и благоухающие задницы.Всегда на середине глотка… Я подавился, разбрызгал акиви, вытер лицо.– А ЭТО что должно означать?Дел немного подумала.– То, что ты делаешь во сне после того, как съешь слишком много сыра.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114