Мне даже в голову не пришло, что Дел могла избрать такую позу, чтобы отдохнуть. Она не пела, выполняя какой-нибудь загадочный Северный ритуал, не затачивала сталь. Она просто сидела и смотрела. С моего места широкий клинок закрывал ее глаза. Я видел только подбородок, рот, нос и верхнюю часть лба.Я приподнялся на локте.– Что ты делаешь?– Смотрю на свое отражение, – тихо сообщила Дел и положила клинок на бедра. Пальцы одной руки зарылись в черные волосы, высохшие и потускневшие. Смотрела она, спокойно и сосредоточенно, в никуда. Взгляд был жуткий, отрешенный. Потом пальцы выскользнули из волос и безвольно упали на покрытое туникой бедро. – Ты знаешь, что я сделала? – прошептала она.Я насторожился.– Ты о чем? О краске? Но ты же сама говорила, что ее можно смыть.Дел смотрела сквозь меня.– Что я сделала, – повторила она и тяжело прижалась к стене, не спуская с бедер меч. На ее лице появилась странная смесь внезапного осознания и облегчения; усталое понимание и неясное открытие, которые, как она надеялась, могли принести ей покой. Она закрыла глаза, поежилась, и тихо засмеялась своим мыслям, бормоча на Высокогорном что-то непереводимое.Я сел, свесил ноги с края кровати, почувствовал прохладу земляного пола.– Дел…Голубые глаза открылись и Дел наконец-то увидела меня.– Все кончилось, – сказала она. – Ты не понимаешь?– Что кончилось?Она расхохоталась, потом замолчала, потом начала задыхаться и снова засмеялась, прижимая ладони ко рту тем особым, уязвимым, только женским жестом.– Аджани, – прошептала она через пальцы.Я моргнул.– Дел, прошло почти две недели. Ты только сейчас поняла, что он мертв?Остекленевшие голубые глаза смотрели на меня поверх потемневших ладоней.– Мертв, – повторила она. А потом захохотала, торопливо вытирая мокрые от слез щеки.Я затих, и только смотрел на нее, не понимая, что же делать. Я видел, что она плакала не от горя, от горя женщины плачут по-другому, а она сидела в углу, плакала и смеялась, и прижимала меч к груди как прижимают ребенка.– Кончилось, – сипло сказала она и смех затих. – Моя песня наконец-то закончена.Слезы ручьями текли по лицу, смывая все ее старания казаться Южанкой, но я подумал об этом и забыл.– Баска…– Я не позволяла себе задуматься об этом, – прошептала она. – Понимаешь? Не было времени. За нами гнались…– И до сих пор гонятся.– …и не было времени остановиться…– Сейчас тоже нет. Мы должны ехать дальше.– …не было времени подумать, а что же мне делать теперь?Я похолодел.– И что же тебе делать теперь? – аиды, что она сейчас скажет?Дел печально улыбнулась.– Заняться собой.Я не сводил с нее глаз.– Ты спрашивал меня столько раз, Тигр… и каждый раз я не давала тебе ответа, обещая подумать потом…– Дел…– Не понимаешь? Я наконец-то дошла до себя. Я знаю, что я сделала… но еще не знаю, что буду делать, – она криво улыбнулась. – Ты говорил, что наступит момент, когда я об этом задумаюсь, а я тебя не слушала.Как мне показалось, момент этот наступил не вовремя. Я попробовал отвлечь ее другой темой, бесконечно более важной.– Ну, знаешь, мы сейчас попали в такую историю…Но Дел меня не слушала.– Столько лет, – задумчиво продолжила она, – я отдала ему столько лет, не забрав для себя ни минуты.Я понял, что она не ждет от меня никаких высказываний, и решил терпеливо выслушать.– За одно утро он забрал все, что у меня было – близких мне людей, привычную жизнь, невинность. Сталью и плотью он изрезал меня изнутри и снаружи… – она опустила лоб на ладонь и тускло-черные пряди запутались в разведенных пальцах. – И знаешь, что я сделала?– Спаслась, – тихо сказал я. – А потом собрала кровный долг за твою родню согласно Северному обычаю.Дел улыбнулась мудрой, печальной улыбкой человека, завершившего важное дело и опустошившего себя ради него.– Больше, – прошептала она. – И я отдала ему все это добровольно, годы в Стаал-Уста, потом годы поисков. Я отдала их ему – хотя Аджани ни о чем меня не просил, ни на чем не настаивал, – она прижала голову к стене, расчесывая черные волосы темными пальцами. – Я сделала то, что большинство людей, даже мужчин, сочли бы невозможным, или начали бы, но сдались по пути, узнав на какие жертвы придется пойти.– Ты с честью выполнила данные тобою клятвы.– Клятвы, – устало повторила она. – Клятвы могут изувечить душу.– Но мы живем клятвами, – возразил я. – Клятвы заменяют пищу и воду когда пустой желудок сводит, а рот сухой как кость.Дел посмотрела на меня.– Убедительно, – пробормотала она и, помолчав, мрачно добавила: – Мы, ты и я, слишком хорошо это знаем, потому что мы позволили нашим клятвам поглотить нас.Я едва дышал. Она говорила о себе, но все сказанное относилось и ко мне. Я верил, что исполню данные клятвы и эта вера заставляла меня прожить ночь и день. У чулы нет будущего, но клятвы создавали его.– Все кончилось, – сказал я. – Аджани мертв. И если ты будешь терять дыхание на сожаления…– Нет, – вмешалась она, не позволив мне закончить. – Я ни о чем не жалею… я правильно спела свою песню и дело наконец-то закончено. Я сохранила честь… – короткая сияющая улыбка осветила ее лицо. – Понимаешь, я только что – сейчас, в этот момент – поняла, что я наконец-то действительно свободна. Впервые с момента рождения я совершенно свободна делать то, что захочу, а не то, что выберут за меня другие.– Нет, – тихо сказал я. – Пока ты остаешься со мной, пока за мою голову назначена награда, ты не свободна.Она долго сидела у стены, баюкая меч, который был сладким избавлением и жестоким надсмотрщиком, потом улыбнулась, потянулась за перевязью и спрятала клинок в ножны.– Этот выбор был сделан очень давно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114