я любил ее.
Шли дни и недели, третий месяц моего пребывания в Кумберленде подходил к
концу. Блаженная, однообразная, спокойная, уединенная жизнь наша текла, к
ак река, и несла меня на своих волнах. Память прошлого, мысли о будущем, соз
нание безнадежного и непрочного моего положения Ц все это молчало во мн
е. Убаюканный упоительной песней своего сердца, не видя и не сознавая опа
сности, мне грозившей, я несся все ближе и ближе к роковому концу. Безмолвн
ое предостережение, заставившее меня очнуться и осознать свою непрости
тельную слабость, исходило от нее самой и потому было непререкаемо правд
ивым и милостивым.
Однажды вечером мы расстались, как обычно. Никогда за все это время ни одн
ого слова о моем чувстве к ней не слетело с моих губ, никогда ничем я ее не п
отревожил. Но назавтра, когда мы встретились, она сама была другая со мной
, она изменилась ко мне Ц и благодаря этому я все понял.
Мне и сейчас трудно открыть перед всеми святая святых ее сердца, как я отк
рыл свое. Скажу только, что в ту минуту, когда она поняла мою сердечную тай
ну, она поняла и свою. За одну ночь ее отношение ко мне изменилось. Она была
слишком благородна и искренна по своей натуре, чтобы обманывать других и
самое себя. Когда смутная догадка, которую я старался усыпить, впервые ко
снулась ее сердца, ее правдивое лицо выдало все и сказало мне открыто и пр
осто: «Мне жаль вас, мне жаль себя».
Глаза ее говорили и еще что-то, чего я тогда никак не мог понять. Но я понима
л, почему с этого дня она, при других приветливая и внимательная ко мне, ка
к только мы оставались одни, хваталась за первое попавшееся занятие, ста
новилась грустной и озабоченной. Я понимал, почему нежные губы перестали
улыбаться, а ясные голубые глаза глядели на меня то с ангельским сострад
анием, то с недоумением ребенка. Но было в ней и что-то еще, чего я не понима
л. Рука ее бывала холодна как лед, лицо застывало в неестественной неподв
ижности, во всех ее движениях сквозил какой-то безотчетный страх и страд
альческое смущение, но вызвано это было не тем, что мы осознали нашу взаим
ную любовь. Она изменилась, и это каким-то образом сблизило нас, но в то же в
ремя что-то уводило нас все дальше и дальше друг от друга, неизвестно поче
му.
Мучась сомнениями, чувствуя за всем этим нечто скрытое, я начал искать во
зможного объяснения в поведении, манерах, выражении лица мисс Голкомб. Ж
ивя в постоянной близости, мы не могли не чувствовать и не уметь различат
ь того, что происходит в душе каждого из нас. Перемена, происшедшая в Лоре,
отразилась и на ее сестре. Хотя мисс Голкомб ни единым словом не дала мне п
онять, что ее отношение ко мне изменилось, проницательные глаза ее тепер
ь все время следили за мной. Иногда во взгляде ее мелькал затаенный гнев, и
ногда что-то похожее на страх, а иногда нечто такое, чего я опять-таки не по
нимал.
Прошла неделя, и мы все чувствовали себя напряженно, неловко. Мое положен
ие, отягченное сознанием своей слабости и непозволительной дерзости, сл
ишком поздно мною осознанными, становилось невыносимым. Я чувствовал, чт
о должен раз и навсегда сбросить с себя томительный гнет, который мешал м
не жить и дышать свободно, но с чего начать или что сначала сказать, я не зн
ал.
Из этого унизительного, беспомощного положения меня вызволила мисс Гол
комб. Она сказала мне необходимую, неожиданную правду; ее сердечность по
ддержала меня, когда я услышал эту горькую правду; в дальнейшем ее трезвы
й ум и мужество помогли исправить страшную ошибку, грозившую непоправим
ым несчастьем каждому из нас в Лиммеридже.


X

Это произошло в четверг, в концу моего трехмесячного пребывания в Кумбер
ленде.
Утром, спустившись вниз к завтраку, я впервые не застал мисс Голкомб на ее
обычном месте за столом.
Мисс Фэрли была на лужайке перед домом. Она поклонилась мне, но не вошла в
столовую. Хотя ни один из нас не сказал другому ничего такого, что могло бы
его смутить, все же нас разделяло какое-то странное смущение, и мы избега
ли оставаться наедине. Она ждала на лужайке, а я в столовой, пока не придут
миссис Вэзи или мисс Голкомб. Еще две недели назад как охотно мы пожали бы
друг другу руки и заговорили о всякой всячине!
Через несколько минут вошла мисс Голкомб. У нее был озабоченный вид, и она
рассеянно извинилась за свое опоздание.
Ц Меня задержал мистер Фэрли, Ц сказала она. Ц Он хотел посоветоватьс
я со мной по поводу некоторых домашних дел.
Мисс Фэрли пришла из сада, и мы поздоровались. Рука ее была холоднее, чем о
бычно. Она не подняла на меня глаз и была очень бледна. Даже миссис Вэзи за
метила это, когда через несколько минут вошла в столовую.
Ц Это, наверно, оттого, что ветер переменился, Ц сказала старая дама. Ц
Скоро наступит зима, да, душа моя, скоро наступит зима!
Для нас с ней зима уже наступила!
Наш утренний завтрак, всегда проходивший в оживленных разговорах о том,
что мы будем делать в течение дня, на этот раз прошел в молчании. Мисс Фэрл
и, казалось, чувствовала неловкость этих длинных пауз и умоляюще погляды
вала на сестру. Мисс Голкомб наконец не выдержала и сказала:
Ц Я видела твоего дядю сегодня утром, Лора. Он считает, что следует приго
товить красную комнату, и подтверждает то, о чем я тебе уже говорила. Это б
удет в понедельник Ц не во вторник.
При этих словах мисс Фэрли опустила глаза. Пальцы ее стали беспокойно пе
ребирать хлебные крошки на скатерти. Не только щеки Ц даже губы ее побел
ели и задрожали. Не я один увидел это.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34