Возможно, тюремный психоз был имен-
но предостережением, что так дальше жить нельзя. И дей-
ствительно, по выходе из состояния психического слома,
Гесс решает изменить прежний образ жизни, поселиться в
сельской местности, основать большую семью. Это звучало
идиллически. Вскоре, однако, он вступает в СС.

Итак, следовательно, предостережение в форме тюрем-
ного психоза не помогло, Гесс вернулся к своей прежней
жизненной линии - безусловного подчинения и в рядах
СС формировался дальше по пути становления все более
совершенного робота.

Если можно человеческую типологию расширить, до-
бавляя тип робота, человека, жизнь которого основывается
на слепом послушании, точном выполнении приказов, без-
гранично верящего в авторитеты, совершенно лишенного
чувства юмора, поскольку юмор может угрожать автори-
тету человека, который может смотреть только односто-
ронне, причем другие точки зрения ему недоступны, то
следовало бы одновременно добавить, что этот тип людей
склонен к компенсации своего, возможно бессознательно-
го, чувства неполноценности стремлением к абсолютному
подчинению себе других людей.

Будем надеяться, что этот тип робота-сверхчеловека
кончился вместе с явлением немецкого гитлеризма.

ПРЕСТУПЛЕНИЯ
ГЕНОЦИДА

К массовым преступлениям последней войны - как и
к тяжелым травмам в жизни человека - можно подхо-
дить двояким способом: стараться вытеснить их в бессо-
знательное либо пытаться спокойно проанализировать их
причины и механизмы. В жизни индивида первый способ,
хотя часто более выгодный, обычно совершенно подводит.
Чем больше мы стараемся забыть о неприятных для пас
фактах, тем сильнее овладевают они нашей психикой, а
когда даже благодаря защитным механизмам их удается
вытеснить из памяти, они дают о себе знать в форме иног-
да интенсивных невротических, психосоматических или
психотических симптомов.

Трудно, разумеется, явления психической жизни инди-
вида переносить на жизнь целых обществ, однако пред-
ставляется маловероятным, чтобы ловечество смогло за-
быть о преступлениях последней войны. Скорее они на-
всегда останутся темным пятном в истории пашей культу-
ры. Тот факт, что как в польской, так и зарубежной литера-
туре с каждым годом возрастает число публикаций па тему
массовых преступлений, определенно свидетельствует о
том, что лишь теперь можно говорить об этих вещах, когда
воспоминания уже не столь свежи и болезненны.

Вероятно, лишь в будущем, при сотрудничестве истори-
ков, правоведов, социологов, психологов, психиатров мож-
но будет понять некоторые проблемы; пока мы можем
только ставить вопросы.

Из многих возникающих вопросов сформулируем здесь
следующие два.

77

Boiipoc первый: будут ли в будущем для определения
нашей эпохи наряду с такими названиями как <век теории
Эйнштейна>, <век кибернетики>, <век атомной бомбы> ис-
пользоваться также и такие, как <век Освенцима, Майда-
нека, Бухенвальда> и т. д. Иными словами, отличались ли
преступления последней войны только количественно от
преступлений, совершавшихся на протяжении всей исто-
рии нашей цивилизации, или также отличались от них ка-
чественно и были чем-то совершенно новым, изобретением
XX века?

Вопрос второй: были военные преступники, занятые
реализацией массового уничтожения, выродками-садис-
тами, или же обычными людьми, которые в других поли-
тических условиях были бы, возможно, <нормальными>
гражданами?

В истории нашей цивилизации было немало ужасаю-
щей жестокости, глумления, садизма. Подобно морскому
приливу и отливу нарастали и спадали волны массовых
убийств, совершаемых обычно во имя менее или более воз-
вышенных лозунгов. Были концлагеря чем-то новым, или
только усовершенствованной посредством техники и на-
учной организации новой формой старых, как наша куль-
тура, приступов озверения? По-видимому, однако, были
чем-то новым. Новизна состояла в ином отношении к про-
тивнику. Раньше, независимо от того, были ли это жесто-
кости в отношении к первым христианам, еретикам, бун-
тующим крестьянам, или иным идеологическим, нацио-
нальным или классовым противникам, человек", которого
истязали, не переставал быть человеком, более того, был
человеком грозным, который своей позицией, загадоч-
ностью, отвагой возбуждал страх у палачей.

Страх вызывал агрессию, которую было легко разря-
дить на побежденном противнике. При всем при том, од-
нако, противник не переставал быть человеком, с которым
велась ожесточенная борьба. Истязания побежденного
были последним этапом борьбы, удовлетворяющим самые
низменные инстинкты агрессии и садизма.

Может быть, не случайно, что узников концлагерей
обозначали цифрами; в этот момент они переставали быть

людьми и становились номерами. Их надлежало ликвиди-
ровать точным, научным методом. Они не вызывали стра-
ха, разве что отвращение. Их истребляли так, как истреб-
ляют крыс или насекомых. Части их тела составляли сы-
рье для разного типа промышленного производства. Ил-
люстрацией этой позиции среди прочего может служить
политическая карикатура; в первой фазе пропаганды она
представляла, например, евреев как страшных зверей, чу-
довищ и т. п. Евреи тогда были еще людьми, возбуждали
страх и агрессию. В последующей фазе их представляли
как насекомых, грязь, которую выметает немецкая метла.
Здесь человек уже превращается в номер, в вещь, вызыва-
ющую только отвращение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113