ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
роман
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДНИ ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
Вскоре началась и для Базанова новая жизнь. Его, вслед за Петей Горобцом, перевели из госпиталя в роту выздоравливающих. Славное это было подразделение! Пехотинцы и танкисты, связисты и артиллеристы, представители всех родов войск — уже не раненые, не больные, но еще и не здоровые, — сведенные в отделения и взводы, служили здесь. Не госпиталь и не воинская часть вроде, не запасной полк и не маршевая рота. Нечто среднее : немного занятий, немного строевой и политической подготовки и много самой разной работы. И врачебный осмотр — поначалу раз в два-три дня, потом реже.
Счастливчики попадали в подсобное хозяйство госпиталя. Остальные без устали убирали территорию, пилили дрова, трудились на кухне. Кухонный наряд требовал больше всего людей. Одна чистка картошки чего стоила! — эта нескончаемая, однообразная, круглосуточная процедура.
Командовал ротой старший лейтенант Фофанов — тихий, малозаметный человек, которого мучили чирьи и вечно больное горло. Он никогда не шумел, не раздражался, не повышал голоса, старался ни во что не вмешиваться, передоверив разношерстную братию, бравую свою «команду», боевому старшине-сверхсрочнику Цацко, про которого говорили: «Он здоров, как сволочь, силен, как лев, а похож больше на шавку». Цацко был коренаст, почти квадратен и низкоросл, голова вросла в плечи. А в лице и правда что-то собачье: массивная челюсть, маленькие коричневые глаза под выпуклым нависшим лбом и большие уши, торчавшие треугольниками. Цацко отлично знал службу и был начисто лишен всяких человеческих эмоций.
Впрочем, старшина был на редкость справедлив и придирчиво следил за тем, чтобы не разводились «сачки» и любимчики, а наряды регулярно распределялись между всеми. Говорил Цацко односложно, словами уставных команд, пререканий не допускал, праздных вопросов не любил. «А комментариев с вами мы тут разводить не будем»,— грозно отвечал он, пресекая всякие попытки к общению.
С Базановым у него не было столкновений, но Горобец ненавидел Цацко люто и часто задирался с ним, хотя это ни к чему не приводило.
— Кантуется в госпитале, зануда, — говорил Горобец. — Его бы в танк, лахудру. Посмотрел бы я, как он там, сука, покомандовал, на передке. Засиделся, понимаешь, среди тыловиков и интендантов. Конечно, он для них Суворов.
— Брось, Петя, — успокаивал его Глеб. — Детей тебе с ним не крестить, месяц походим под ним и аллё. Да и прав он.
— Знаю, что прав, потому и противно. Ну ничего, будет и на нашей улице праздник. Устрою я ему, падле, хенде хох втемную.
— Погоришь и под трибунал пойдешь.
— Не погорю.
— Не связывайся, черт с ним! - Ладно, не буду руки марать, твоя правда. А через день все начиналось снова. Они жили в казарме, бывшем складе, а может, и мастерской какой. Спали на нарах в три этажа. Утром подъем, физзарядочка, поверка. Строем с песней на завтрак, строем с завтрака. Развод. Все как положено. Заправка коек, внешний вид. Занятия по боевой и политической подготовке. Баня, осмотр на вшивость. Караульная служба. Благодарность за хорошее несение службы, увольнительные в город, внеочередные наряды — все то, что Базанов называл «козыряловка».
Соседом Базанова по нарам оказался странный человек лет тридцати, а может и сорока, очень худой и вечно какой-то неприбранный. Его серое в рябинках неподвижное лицо походило на восковую маску. И фамилия у него была странная — Западалов. Он жил своей, отдельной от всех жизнью, будто во сне,— ни
с кем не разговаривал, на вопросы отвечал после долгой паузы, словно после мучительных раздумий, пряча глаза и низко опустив большую голову. Он всегда был ровно спокоен и нелюбопытен к тому, что происходило вокруг. Говорили, что он тонул в подводной лодке на Севере и был спасен моряками тральщика. История Западалова, обросшая всякими неправдоподобными подробностями, передавалась бойцами роты, так сказать, от поколения к поколению, ибо он давно был здесь. Его несколько раз комиссовали и все не решались ни отправить в какую-нибудь часть «для дальнейшего прохождения службы», ни списать «в гражданку». И еще одно не менялось в его жизни — Западалов постоянно направлялся в наряд рабочим по кухне и никогда не брал увольнительных. Он — единственный — пользовался мелкими, не противоречащими уставу поблажками Цацко и его особым молчаливым покровительством. Все это возбуждало любопытство Базанова, горячило желание разговорить соседа, но несколько его попыток не привели ни к чему: Западалов не стал отвечать на вопросы, притворялся, что не слышит, отводил глаза, упрямо опускал голову, показывая, что обращаться к нему бесполезно. «Да ненормальный он, — утверждал Горобец. — Наверное, чокнулся малость от страха. Оставь его. Вылечится, тогда и поговоришь».
...Вьется под ножом спиралька картофельной шелухи. Тянется неторопливый разговор, дело нетрудное. Восемь выздоравливающих сидят двумя группами вокруг баков. Им подносят картошку в мешках. Забирают шелуху. Меняют баки. Картошка прошлогодняя, заскорузлая, начавшая прорастать. Была бы молодая, свежая — чистить легче. Но торопиться нечего: работы до отбоя, ритм проверен. Бак — перекур, бак — перекур, можно встать, размяться. А курить и разговаривать можно и за работой. Разговоры однотипные. Вспоминают фронт, те, кто постарше, — дом и семью, молодые охотно предаются сладким мечтам о скорой увольнительной и чебоксарских девушках.
Вернувшись однажды после обеда из столовой, Базанов увидел на своей кровати не новую, но чистую и наглаженную гимнастерку и застиранные галифе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ДНИ ДОБРОЙ НАДЕЖДЫ
Вскоре началась и для Базанова новая жизнь. Его, вслед за Петей Горобцом, перевели из госпиталя в роту выздоравливающих. Славное это было подразделение! Пехотинцы и танкисты, связисты и артиллеристы, представители всех родов войск — уже не раненые, не больные, но еще и не здоровые, — сведенные в отделения и взводы, служили здесь. Не госпиталь и не воинская часть вроде, не запасной полк и не маршевая рота. Нечто среднее : немного занятий, немного строевой и политической подготовки и много самой разной работы. И врачебный осмотр — поначалу раз в два-три дня, потом реже.
Счастливчики попадали в подсобное хозяйство госпиталя. Остальные без устали убирали территорию, пилили дрова, трудились на кухне. Кухонный наряд требовал больше всего людей. Одна чистка картошки чего стоила! — эта нескончаемая, однообразная, круглосуточная процедура.
Командовал ротой старший лейтенант Фофанов — тихий, малозаметный человек, которого мучили чирьи и вечно больное горло. Он никогда не шумел, не раздражался, не повышал голоса, старался ни во что не вмешиваться, передоверив разношерстную братию, бравую свою «команду», боевому старшине-сверхсрочнику Цацко, про которого говорили: «Он здоров, как сволочь, силен, как лев, а похож больше на шавку». Цацко был коренаст, почти квадратен и низкоросл, голова вросла в плечи. А в лице и правда что-то собачье: массивная челюсть, маленькие коричневые глаза под выпуклым нависшим лбом и большие уши, торчавшие треугольниками. Цацко отлично знал службу и был начисто лишен всяких человеческих эмоций.
Впрочем, старшина был на редкость справедлив и придирчиво следил за тем, чтобы не разводились «сачки» и любимчики, а наряды регулярно распределялись между всеми. Говорил Цацко односложно, словами уставных команд, пререканий не допускал, праздных вопросов не любил. «А комментариев с вами мы тут разводить не будем»,— грозно отвечал он, пресекая всякие попытки к общению.
С Базановым у него не было столкновений, но Горобец ненавидел Цацко люто и часто задирался с ним, хотя это ни к чему не приводило.
— Кантуется в госпитале, зануда, — говорил Горобец. — Его бы в танк, лахудру. Посмотрел бы я, как он там, сука, покомандовал, на передке. Засиделся, понимаешь, среди тыловиков и интендантов. Конечно, он для них Суворов.
— Брось, Петя, — успокаивал его Глеб. — Детей тебе с ним не крестить, месяц походим под ним и аллё. Да и прав он.
— Знаю, что прав, потому и противно. Ну ничего, будет и на нашей улице праздник. Устрою я ему, падле, хенде хох втемную.
— Погоришь и под трибунал пойдешь.
— Не погорю.
— Не связывайся, черт с ним! - Ладно, не буду руки марать, твоя правда. А через день все начиналось снова. Они жили в казарме, бывшем складе, а может, и мастерской какой. Спали на нарах в три этажа. Утром подъем, физзарядочка, поверка. Строем с песней на завтрак, строем с завтрака. Развод. Все как положено. Заправка коек, внешний вид. Занятия по боевой и политической подготовке. Баня, осмотр на вшивость. Караульная служба. Благодарность за хорошее несение службы, увольнительные в город, внеочередные наряды — все то, что Базанов называл «козыряловка».
Соседом Базанова по нарам оказался странный человек лет тридцати, а может и сорока, очень худой и вечно какой-то неприбранный. Его серое в рябинках неподвижное лицо походило на восковую маску. И фамилия у него была странная — Западалов. Он жил своей, отдельной от всех жизнью, будто во сне,— ни
с кем не разговаривал, на вопросы отвечал после долгой паузы, словно после мучительных раздумий, пряча глаза и низко опустив большую голову. Он всегда был ровно спокоен и нелюбопытен к тому, что происходило вокруг. Говорили, что он тонул в подводной лодке на Севере и был спасен моряками тральщика. История Западалова, обросшая всякими неправдоподобными подробностями, передавалась бойцами роты, так сказать, от поколения к поколению, ибо он давно был здесь. Его несколько раз комиссовали и все не решались ни отправить в какую-нибудь часть «для дальнейшего прохождения службы», ни списать «в гражданку». И еще одно не менялось в его жизни — Западалов постоянно направлялся в наряд рабочим по кухне и никогда не брал увольнительных. Он — единственный — пользовался мелкими, не противоречащими уставу поблажками Цацко и его особым молчаливым покровительством. Все это возбуждало любопытство Базанова, горячило желание разговорить соседа, но несколько его попыток не привели ни к чему: Западалов не стал отвечать на вопросы, притворялся, что не слышит, отводил глаза, упрямо опускал голову, показывая, что обращаться к нему бесполезно. «Да ненормальный он, — утверждал Горобец. — Наверное, чокнулся малость от страха. Оставь его. Вылечится, тогда и поговоришь».
...Вьется под ножом спиралька картофельной шелухи. Тянется неторопливый разговор, дело нетрудное. Восемь выздоравливающих сидят двумя группами вокруг баков. Им подносят картошку в мешках. Забирают шелуху. Меняют баки. Картошка прошлогодняя, заскорузлая, начавшая прорастать. Была бы молодая, свежая — чистить легче. Но торопиться нечего: работы до отбоя, ритм проверен. Бак — перекур, бак — перекур, можно встать, размяться. А курить и разговаривать можно и за работой. Разговоры однотипные. Вспоминают фронт, те, кто постарше, — дом и семью, молодые охотно предаются сладким мечтам о скорой увольнительной и чебоксарских девушках.
Вернувшись однажды после обеда из столовой, Базанов увидел на своей кровати не новую, но чистую и наглаженную гимнастерку и застиранные галифе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261