Он назвал свое имя и город, где он живет. Но, кроме этого, он не знал, что еще и
м сказать о себе. Он спросил, знакомы ли они со Спиросом Антонапулосом. Нет
, они его не знают. Сингер стоял, беспомощно свесив руки. Голова у него все т
ак же была наклонена набок, и взгляд уходил куда-то в сторону от собеседни
ков. Он был так апатичен и холоден, что трое глухонемых в котелках начали с
транно на него посматривать и постепенно перестали вовлекать в свой раз
говор. А когда они расплатились за выпитое пиво и собрались уходить, то не
пригласили его с собой.
И хотя Сингер чуть не полдня без толку пробродил по улицам, он едва не опоз
дал на поезд. Ему самому непонятно было, как это произошло и где он провел
столько времени. Он пришел на вокзал за две минуты до отхода поезда, едва у
спел втащить в вагон свои вещи. Вагон, куда он попал, был почти пуст. Он усел
ся, открыл корзинку с клубникой и стал с дотошной аккуратностью перебира
ть ягоды. Они были громадные, величиной с каштан, и на редкость спелые. Зел
еные листики над сочными ягодами были похожи на букетики. Сингер положил
ягоду в рот Ц сок ее был пьяняще, необузданно сладок, но уже чуть-чуть отд
авал гнильцой. Он ел клубнику, пока рот его не потерял к ней всякий вкус, а п
отом снова завязал корзинку и поставил в сетку над головой. В полночь он о
пустил штору и лег. Он поджал ноги и укрылся с головой пальто. Словно оцепе
нев и не меняя позы, он продремал около двенадцати часов. Кондуктору приш
лось его растолкать, когда они приехали.
Сингер бросил свой багаж посреди вокзала и пошел к себе в магазин. Он позд
оровался с хозяином вялым взмахом руки. Когда он снова вышел, в кармане у н
его лежало что-то тяжелое. Некоторое время он прослонялся по улицам с опу
щенной головой. Но прямые, слепящие лучи солнца и духота угнетали его. Он в
ернулся домой с распухшими глазами и больной головой. Отдохнув, он выпил
стакан кофе со льдом и выкурил сигарету. Потом, сполоснув пепельницу и ст
акан, вынул из кармана пистолет и пустил себе пулю в сердце.


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ

1

21 августа 1939 года

Утро

Ц Вы меня не торопите, Ц сказал доктор Копленд. Ц Оставьте меня в покое
. Ну пожалуйста, дайте же мне тихонько посидеть.
Ц Папа, мы тебя не подгоняем. Но пора уже ехать.
Доктор Копленд упрямо раскачивался в качалке, плотно укутав плечи в серы
й платок. И хотя утро было теплое, солнечное, в печке горело несколько поле
ньев. В кухне не осталось никакой мебели, кроме качалки, на которой он сиде
л. В остальных комнатах тоже было пусто. Большую часть обстановки переве
зли к Порции, остальное погрузили на машину, стоявшую возле дома. Все было
готово, только сам он никак не мог решиться. Как он может ехать, если в мысл
ях его нет ни начала, ни конца, а в душе Ц ни истины, ни цели? Он поднял руку,
чтобы подпереть дрожавшую голову, продолжая медленно раскачиваться на
скрипучей качалке.
За дверью послышались голоса:
Ц Я сделала все, что могла. Он будет сидеть, покуда сам не решит ехать.
Ц Мы с Бадди хорошо упаковали фарфоровые тарелки…
Ц Надо было трогаться, пока не высохла роса, Ц сказал старик. Ц А сейчас
, того и гляди, ночь нас в пути застанет.
Потом все смолкло. Только в пустой прихожей гулко отдавались шаги, но пот
ом их тоже не стало слышно. Рядом, на полу, стояла чашка с блюдцем. Он наполн
ил ее из кипевшего на плите кофейника. Раскачиваясь, он пил кофе и грел пал
ьцы на пару. Право, не может быть, чтобы это был конец. Голоса без слов взыва
ли к его сердцу. Голоса Христа и Джона Брауна. Голоса великого Спинозы и Ка
рла Маркса. Призывные голоса всех, кто боролся и кому было суждено выполн
ить свою миссию. Горестный голос его народа. И голоса мертвых. Немого Синг
ера, этого белого праведника, который все понимал. Голоса убогих и власть
имущих. Раскатистый голос его народа, сила и мощь которого все росли. Голо
с его истинной, неизменной цели. А в ответ на губах трепетали слова Ц сло
ва, в которых поистине выражена суть человеческого страдания, Ц он едва
не произнес их вслух: «Дух Всемогущий! Владыка вселенной! Я творил то, чего
не должен был творить, и не свершил того, что должен был свершить. Так воис
тину Ц может ли настать конец?»
Он впервые вошел в этот дом с той, кого он любил. Дэзи была в подвенечном пл
атье, с белой кружевной вуалью на голове. Кожа у нее была прекрасная, цвета
густого меда, а смех нежный и звонкий. По ночам он запирался в комнате, где
ярко горел свет, чтобы учиться. Он всеми силами пытался размышлять над кн
игами. Но близость Дэзи рождала в нем такую страсть, что никакие науки не м
огли ее побороть. Поэтому он иногда поддавался соблазну, а потом, кусая гу
бы, просиживал над своим учением всю ночь до утра. Один за другим появилис
ь Гамильтон и Карл Маркс, Вильям и Порция. Но всех их он потерял. Никого у не
го не осталось.
А Мэдибен и Бенни-Мэй? А Беннедайн-Медайн и Мэди Копленд? Те, кто носили его
имя. И те, кого он вывел из небытия. Но из тысячи этих людей найдется ли хоть
один, кому он может доверить дело своей жизни, а потом вздохнуть спокойно?

Всю свою жизнь он твердо знал, зачем он трудится. В сердце его жила уверенн
ость, потому что каждый день он знал, что ждет его завтра. Он ходил из дома в
дом со своим чемоданчиком, разговаривал обо всем на свете с людьми, терпе
ливо им все разъяснял. А ночью был счастлив, зная, что день прожит не напра
сно. И даже без Дэзи и Гамильтона, без Карла Маркса, Вильяма и Порции он мог
сидеть один возле печи и радоваться этому ощущению.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113