— Эй, Восэ! — закричал хаджи Якуб.— Это что за насмешки? Что они позволяют себе, эти люди?.. Эй, народ! Стыда у вас нет, бога вы не боитесь! Досточтимый бек — только преданный раб вместилища вселенной, всесильного повелителя Благородной Бухары, а он — эмир правоверных — тень бога на земле, простертая над всеми мусульманами. Неуважение к беку есть неуважение к властительному повелителю, самому эмиру, а это йеликий грех... Му-сульмане! Побойтесь бога!
Серая лошадь хаджи Якуба, словно подтверждая слова всадника, беспрестанно качала головой. Его спутник — нахмуренный; недовольный советник правителя, сидя в седле гордо и высокомерно, упирая рукоять плети в бедро, с брезгливостью и отвращением исподлобья посматривал на толпу людей — босоногих или обутых в рваную сыромятину, одетых в отрепья грязных халатов... Два важных старика, сидящих на лошаденках около говорящего, поддакивали хаджи Якубу. Один из стариков, вероятно наглотавшийся наркотика, клевал носом и казался сонным. Второй был, напротив, неестественно суетлив, он беспрестанно, после каждой фразы хаджи Якуба, угодливо в тон ему восклицал: «Да, тень божья!..», «Да, грех великий...»
— Восэ! Если ты вернешь захваченное,—вдруг решительно, переходя на деловой тон, заявил хаджи Якуб,— если ты вернешь оружие, захваченное у тысяцкого, у мученика Саидкула, если ты разошлешь всех этих людей по их селениям...
Да, с условием, что разошлешь! — вытянув шею, вставил беспокойный старик.
.— ...по их селениям,—-повторил хаджи Якуб,—то высокий правитель согласен уменьшить налог за прошедшие неурожайные три года...
— Да, не брать! — вставил опять старик.
— ...Бек приказал тебе послать своих представителей в крепость, чтобы они высказали, каковы твои условия, и чтобы во взаимном согласии кончить распрю полюбовно. Высокочтимый бек не хочет кровопролития, он хочет спокойствия подданных!
— ...Да, спокойствия своих подданных! — повторил надоедливый старик, и хаджи Якуб кинул на него взгляд, полный неудовольствия.
— Не упрямьтесь, пасомые! — снова обратился хаджи Якуб к толпе.— Не поддавайтесь наговорам всяких неразумных, безрассудных людей! Вы взбунтовались, соблазнились посулами, но теперь сойдите с этой ложной дороги! Иначе...— тут в голосе хаджи Якуба зазвучал металл,— иначе... у повелителя эмирата и у высокого правителя нашего бекства есть многочисленное, хорошо вооруженное войско. Стоит только дать приказ, и оно в мгновение ока всех вас уничтожит, села ваши обратит в прах,— этого ли вы хотите? А ведь богоданные повелители не хотят напрасно пролить кровь мусульман. Если вы раскаетесь в содеянном вами, разойдетесь по своим домам, вы будете прощены!..
— Да, простят вас, конечно, простят! — на высокой ноте возопил настырный старик...
Уже открыто, гневным жестом прервав его, хаджи Якуб еще долго говорил о том, что властителям позволено повелевать, а подданным не позволено бунтовать, сыпал цитатами из Корана, приводя их по-арабски,— слушавшие их ни .слова не понимали, и толпу разобрал смех. Но, выказывая мудрость свою, хаджи Якуб уже не слышал ни смеха, ни возгласов, ему надо было лишь говорить, выгадывая время, подольше, а его хитрости не понимал народ.
Так же как и все повстанцы, Восэ не верил ни единому слову из заверений и обещаний хаджи Якуба. Мирзо Акрама люди здесь знали хорошо, а Восэ лучше других. И все же, поскольку правитель, по уверениям хаджи Якуба, готов был пойти на переговоры с представителями восставших, Восэ решил не уклоняться от них и через СБОИХ представителей изложить требования повстанцев. Послать
людей к правителю, во всяком случае, следует, хоть увидят, что делается там, в крепости.
Представителями восставших Восэ назначил певца Гуль-Курбана, Одину и Шарифа. С ними конюхом решил он послать и Ризо.
Вдруг амлякдар Ховалинга, Абдукаюм, находившийся в толпе народа, вырвался вперед и, упав на колени перед Восэ, начал умолять его:
— Пошли и меня вместе с ними, Восэ! Клянусь маза- ром святого Бальджуана, даю благородное слово, я буду на твоей стороне, за тебя буду говорить с беком! Да, да, буду говорить! И в самом деле, подданным очень тяжело пришлось, это несправедливо, ведь и у меня глаза есть, я вижу, что это несправедливо. Сердце у меня не камень, оно болит, когда я думаю о бедняках... Восэ, пойми, у меня же выхода не было, я вынужден был действовать по приказам правителя. Да, был вынужден! Помню случай: я и тебя обидел, но ведь тоже по принуждению, я очень раскаиваюсь, сто раз раскаиваюсь!.. Ты только один раз прости меня, проверь меня, я не лицемер, я поклялся! Ведь никто же не захочет стать клятвопреступником, а, Восэ?..
Подумав, Восэ согласился, поверил клятве чиновника и богатея.
— Хорошо, иди! — сказал он.
Амлякдар не был нужен Восэ — лишний груз в отряде повстанцев! Держать его как заложника тоже не было смысла: Восэ ясно представлял себе, что Мирзо Акрам не захочет стать «покупателем» этого своего чиновника, не справившегося с работой, да еще угодившего в плен.
— Скажите беку, что мы ставим четыре условия! — громко, чтобы все слышали, сказал Восэ, обращаясь к тем, кого посылал на переговоры с Мирзо Акрамом.— Во-первых, бек не возьмет налога за три прошлых неурожайных года, а у кого уже взял, пусть вернет сполна. Во-вторых, пусть отменит «нохакона» — «неправедный налог». В-третьих, за случившееся в Ховалинге и у Мазар-и-Додарака пусть никого не винит. Наконец, пусть уволит амлякдаров Ховалинга, Сари-Хосора, Яхсу, Туткаула и Тавиль- Дары, а на их место назначит людей, которых захотят подданные. Если бек примет эти наши условия, мы прекратим восстание, возвратимся в селения наши.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146