Когда старик, получив плату за услугу, освободился, Восэ изложил ему свое дело, попросил составить заявление на имя правителя Шахрисябза.
— Напиши, что Назир, сын Хуш-Мухаммеда, бедняк с гор, человек честный и богобоязненный, не может быть убийцей и не был им. Бедность привела его в Шахрисябз, где он надеялся стать чернорабочим. На него возвели клевету, будто он убил человека, и несправедливо бросили в тюрьму. Напиши: прошу достопочтенного правителя проявить справедливость, освободить безвинного...
Мулла написал заявление и взял с Восэ две монеты «платы за перо» — то, что Восэ' заработал в тот день. В ответ на вопрос, где находится прибывший, судя по слухам, в Карши правитель Шахрисябза Остонакул и как можно передать ему заявление, старый мулла ответил: живет за городом, в каком-то саду, неподалеку от сада правителя Каршей; заявление же надо отнести в крепость и сдать приемщику жалоб, который в эти дни сидит у ворот крепости; ждать ответа правителя нужно примерно с неделю.
Восэ сразу же поспешил к крепости. Там привратники сказали, что приемщик заявлений уже ушел, приходи, мол, завтра.
На следующее утро, когда Восэ пришел на площадь перед крепостью, здесь уже собралось много народу. По площади разъезжали с озабоченным видом одетые в расшитую золотом парчу всадники с кривыми саблями и огнестрельным оружием. Группы солдат, вооруженных тяжелыми берданками, были выстроены в ряды. Все, как выяснил Восэ, ждали эмира, который выехал из облюбованного им загородного сада.
Главную, ведущую к воротам крепости улицу согнанные отовсюду водоносы поливали из бурдюков. Но когда вдали появилась большая группа всадников, ее все же окутало облако желтой пыли. В разноцветных дорогих халатах с посеребренными поясами и портупеями, на которых покачивались, поблескивая цветными каменьямр, ножны с кривыми саблями, всадники двигались, придав своим лицам выражение надменной спесивости. Двое из них ехали впереди,— важные и чванные, они ограничивались короткими властными жестами. Следовавшие за ними возглашали на непонятном нашему горцу узбекском языке хвалы и благословения его высочеству — богоданному и всепреславнейшему эмиру, выкрикивали пожелания ему успехов и благодарения за его милости...
Окрученные пышными белыми чалмами головы людей, стоящих на площади в первых рядах, склонялись в низких поклонах, и на все голоса звучало: «Аминь! Аминь!»
Люди указали Восэ на чиновника, ехавшего сразу за двумя распорядителями. Одетый в адресный полосатый, блестевший на солнце халат, он ехал впереди другого всадника — худощавого, с тонкой шеей и заспанным лицом, кланяясь направо и налево, отвечая на приветствия: «Здравствования желаю! Здравствования желаю!» В толпе послышался шепот: «Эмир! Эмир!» Восэ понял, что эмиром Бухары Музаффаром был не этот, отвечавший на приветствия, а едущий за ним — тот, худой, с заспанным лицом всадник, который одряхлел настолько, что не утруждал себя словами ответного приветствия толпе, возглашавшей ему благословения и хвалы. Восэ понял: для такого дела он держит при себе специального чиновника приветопроизносите ля!
Восэ стоял на краю дороги, с близкого расстояния смотрел на шествие высшей бухарской знати. Дотоле он представлял себе эмира человеком богатырского сложения, напоминающим сказочного богатыря Рустама,— верхом на коне он должен был выглядеть внушительно, грозно... А оказалось: этот эмир — великий падишах Бухары — напоминал всего лишь полуживого муллу, дряхлого старика: щеки его ввалились, жиденькая бородка, сморщенное желтое лицо едва видны под огромной, украшенной жемчугом, пышной белой чалмой. На нем шелковый темноватый халат, который при сравнении с яркими, блестящими халатами придворных казался бедным. К поясу эмира подвешен меч, видимо отягощавший его непосильной тяжестью. Сидя на спокойном, пожалуй, даже ленивом караковом коне, эмир покачивался вперед и назад, будто захмелевший, глаза его полузакрыты.
«Что он, болен, что ли?» подумал разочарованный Восэ. Неужели этот тщедушный старик в самом деле и есть тот самый титан, «эмир Сейид Музаффар Бахадурхан» — величественный завоеватель, который покорил Шахрисябз и Китаб, ударами меча положил к своим ногам эмиров и шахов Гиссара, Куляба, Бальджуана, Матчи, Каратегина, Дарваза, Шугнана, легко завоевал их земли? Неужели он тот страшный, кровавый, всесильный, кто в Гиссаре одним шевеленьем своих усов приказал казнить четыреста уцелевших от уничтожения заключенных — и они были казнены в короткие часы между двумя молитвами?
Стоя в толпе, Восэ всматривался то в одного, то в другого всадника, торжественно следующих вслед за эмиром. В толпе называли их каждого по имени, по высоким их должностям и званиям... Вот и правитель Шахрисябза — «Остонакул-диванбеги-бий-додхо!..» Остонакул — рослый человек лет пятидесяти или шестидесяти — лицом походил на эмира. Но был более моложавым, крепким, словно налитым соками жизни,— смуглый, жидкобородый, он ехал с опущенной головой, положив руки на луку седла, перебирая нитку свисавших четок. Казалось, он и благовестив, и добр; его одежда не была роскошной, как у других, богатой, но скромной. Восэ взыскательно, неотрывно глядел на него, зажегшись вдруг возникшей надеждой: такой правитель должен быть человеком справедливым, милосердным...
Едва передовые всадники-распорядители приблизились к широко распахнутым стражей воротам, как рев длиннотрубных медноблещущих карнаев и гром барабанов заглушил все иные звуки оглушающей, казалось раз- рушающей самые небеса музыкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146