.. Наживаются на хлебе и на воде для полива земли, на стадах, на всем, что сделано и добыто трудом народным... Все— беззаконие, все — бесправие, все — грабеж!
Сафар распалялся в гневе, его голос, казалось, уже прожигал массивные стены кельи. Восэ, застыв на месте, внимательно слушал необыкновенную речь. Мулла Сафар, казалось, расколол сердце Восэ и, найдя в нем горе и страдания, облекал их в горячий покров, сотканный из жгучих, неслыханно дерзостных слов... Назир, приподнявшись на своем ложе, приложив к правому уху полусогнутую ладонь (он был глуховат на левое ухо), старался не пропустить ни одного хлещущего как бич слова...
— Да, да, да! — восклицал Сафар.—Эмирское государство не будет долго существовать. Я прочитал это в книге Дамири! Этот мудрец указывает, что каждый шестой падишах падает с трона, погибает. По счету Музаффар — восьмой мангытский эмир. Но это не так, в действительности он — шестой. Его дяди, ханы Хусейн и Умар, хотя и сидели на троне, каждый по месяцу или по два, на самом деле не правили, были убиты. Они — не в счет! Сын эмира Музаффара — мятежный Абдул Малик получает в Индии помощь от англичан, а в Афганистане—от эмира Абдуррахмана. Собирает войско и намерен перейти на эту сторону, начать войну против отца. Абдур-рахман —враг Музаффара, ведь в то время, когда он, убежав из своей страны, скрывался в Бухаре, негодяй Музаффар непотребно и непочтительно относился к искавшему убежища гостю, обижал его. Сарихон кулябский, эмигрировавший в Афганистан тоже, оказывается, действует заодно с тем Абдул Маликом... Недавно в Бухаре распространился слух, что в Гиссаре, Кулябе, Каратегине народ восстал, как будто убил управителей и сборщиков податей, даже правителя Каратегина. Ходят слухи о том, что гиссарцы якобы требовали от своего правителя Мумина, второго сына эмира и его наместника в Гиссаре, отделить всю Страну Гор от Бухары, забрать ее в свои руки: «Если не отделишь Кухистан от Бухары, то мы пошлем в Ташкент своих ходоков, будем просить русского правителя, чтобы он пришел и присоединил Гиссар к России, все мы станем подданными падишаха России...» Ты не знаешь, верны эти слухи или нет?
— Вы сами знаете,—ответил Восэ,—в каждом слухе есть и правда и ложь. Слух об убийстве правителя Кара- тегина неверен. Но там, в Гарме, на базаре, народ однажды поколотил базарного старосту. Тот взимал с людей сбор за право торговли в три раза больше, чем установлено. Треть собранного отдавал казне, а остальные деньги делил пополам: себе в карман и правителю... Верно и то, что народ избил нескольких слуг и солдат правителя — может быть, двух или трех, может быть больше... Зимой я ездил в Каратегин покупать зерно, там слышал от очевидцев... А что касается Гиссара... говорили ли гассарцы своему правителю: «Отделяйся от Бухары, мы станем подданными падишаха Россци» — и был ли там шум по этому поводу, то этого я не знаю. Но вот сам дважды слышал от гиссарцев, Приезжавших на базар в Бальджуан, такие слова: «Правитель несправедлив, его хватуны да хапуги чиновники и военные, как голодные волки и шакалы, хватают и грабят подданных, бесчестят женщин и девушек, а пожаловаться мы не можем — некому, некуда, и лучше нам стать подданными падишаха России». Так. Если вы еще спросите о нашей Стране Гор, то скажу: во всех бекствах — в Бальджуане, в Дарвазе, Кулябе, Каратегине, во всех туменах — в Ховалинге, в Сари-Хосоре, везде, где бывал я рам, где бывали мои друзья,—скандалы, потасовки, даже побоища случаются каждую неделю, если не каждый день, потому что налоги и подати с нас дерут неправильно из каждого голяка пытаются вынуть живую Душу...
Так говорил Восэ, в такой беседе два гостя Сафара провели с ним почти всю ночь, только под утро уснули. Сафар, подремав с полчаса, встал и отправился в мечеть на первую утреннюю молитву. А Восэ, проснувшись, когда тот уходил, еще с час не мог вновь заснуть, все думал о странном мулле, каких до сих пор не встречал, все спрашивал себя, откуда может этот мулла знать о тайнах эмиров, правителей, сановников и военных, и кто же не названный им его наставник— «Махдум»?
...Конечно, позже Восэ все постепенно узнал о мулле Сафаре...
Сафар прожил тяжелую жизнь. Двенадцатилетним подростком, вместе со своим отцом, пришел он, в поисках насущного хлеба, из Бальджуана в житницу Туркестана — Ферганскую долину. Здесь, в городе Маргелане, на чужбине, отец Сафара вскоре умер. Мальчик устроился батраком к одному грамотею, содержателю низшей школы — мактаба. Сафар был мальчиком смышленым, способным, он понравился учителю и с его помощью быстро овладел таджикской и арабской грамотой. Среди учеников школы — детей ремесленников и кустарей — у Сафара появилось много друзей, он частенько ходил к ним домой, в мастерские их отцов, присматривался к ремеслам, стал хорошо рисовать, научился гравировать, изготовлять печати, изучал ювелирное дело. Все говорили, что он удачлив, он приобретал знаний гораздо больше, чем его сверстники. А Сафар просто был очень прилежен, хорошо поняв, что никаких средств у него нет и, чтоб заработать себе на жизнь, надо хорошенько освоить ремесла.
Больше всего его тянуло к каллиграфии, в короткое время он заметно преуспел в этом деле. Приобретая необходимые "навыки, он еще совсем молодым человеком стал известным каллиграфом, слава о нем дошла даже до слуха кокандского хана Мухаммеда Али. Тот призвал его во дворец, понаблюдал, как он умеет работать, и зачислил одним из своих писцов... Другие писцы хана оказались, не столь искусными; неопытному в житейских делах Сафару худо пришлось бы от их зависти, наветов, интриг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146