Конь Восэ ушиб ногу, хромал, у других кони тоже исхудали, были измучены, страдали от потер гостей и ран; одного коня пришлось зарезать на еду. Мухаммед Али взялся найти лошадей и продукты. Его спросили: где и как ты найдешь? Он ответил, что в близком селении знает табунщика, участвовавшего в восстании; этот табунщик теперь боится, что его не сегодня-завтра арестуют, и готов бежать. Он, без сомнения, будет рад бежать вместе с Восэ и его друзьями и раздобудет всем других лошадей.
Восэ не ответил ни согласием, ни отказом. Он по- прежнему был поглощен думами, молчал. Аюб, приняв его молчание за согласие, разрешил Мухаммеду Али пойти к табунщику.
Взяв свой посох, Мухаммед Али, хромая, зашагал.
Он вернулся в Девлох на следующий день к вечеру. Сказал, что табунщик готов бежать вместе с Восэ и что восемь лошадей и два мешка с провизией запрятаны в ущелье в ожидании друзей.
Они оставили пять своих измученных лошадей девлохцам, попрощались с ними и после ночной молитвы пешком стали спускаться в ущелье.
Но в укромном месте ущелья их ожидали не лошади и мешки с провизией, а солдаты караулбеги Давлята.
Лунной ночью солдаты, появившись из-за пригорков, с трех сторон окружили друзей. Только теперь Восэ догадался, что Мухаммед Али — предатель, но было уже поздно... Восэ выхватил меч, приготовился защищаться и в следующую минуту сбил с ног двух солдат. Аюб тоже ударом меча сшиб одного. Но случилось то, что должно было случиться в этой ловушке: Восэ и вместе с ним семь преданных друзей попали в плен.
Пленных связали длинной бечевкой и погнали вперед. Мухаммед Али тоже был связан, караулбеги хотел скрыть от Восэ его предательство, но эта хитрость была шита белыми нитками.
Давлят узнал о месте укрытия Восэ от своего лазутчика. Но открыто напасть на селение Девлох побоялся, так как с высоты, на которой оно расположено, видны все ведущие к нему тропинки: заметив солдат, Восэ мог бы бежать оттуда еще выше в горы. Поэтому и придумал Давлят побег Мухаммеда Али из тюрьмы. Предатель сумел привести своего бывшего вожака и его друзей в западню. Мирзо Акрам пообещал ему за эту услугу помимо копя,
денег, одежды должность старосты в родном его селении Бачкакон..
Пленников привели в Бальджуан ночью и бросили в тюрьму. В кромешной тьме нельзя было рассмотреть сидящих там узников. Когда Восэ и товарищи оказались там, они только почувствовали, что подвал полон людьми. Солдаты толкнули пригнанных вниз, в глубину, прямо на других арестантов. Ударил в нос тяжелый запах сырости и человеческого пота. Раздался звон кандалов и цепей.
Восэ встал на ноги и подал голос:
— Ас-салям алейкум, друзья!
Ему сразу ответило несколько слабых, хриплых голосов:
— Алейкум ас-салям, Восэ!
Послышались всхлипывания и плач.
— Брат, родной мой, тебя тоже взяли? Ноги мои закованы, не могу встать!
Этот голос, полный горя, принадлежал Назиру: Восэ узнал его, пополз к нему и обнял своего побратима. Больше их голосов не было слышно, узники, лежавшие рядом, слышали только, как позванивают цепи на шее и руках Назира, чувствовали, как дрожат их тела: оба плакали,
— Кто еще здесь? — спросил Восэ.
— Назим, Одина,— ответил Назир. Он назвал еще некоторых и под конец сказал: — Сайд Али тоже здесь.
Из дальнего угла послышалось всхлипывание: то плакал Сайд Али. Солдаты захватили его и бросили в тюрьму раньше других. Он всхлипывал как ребенок:
— Прости меня, Восэ, я сделал глупость, поддался внушению дьявола, сто раз раскаиваюсь в содеянном. Пусть меня убьют, я смерти не боюсь, но только ты прости меня, Восэ, чтобы мне не уйти из этого мира опозоренным...
Восэ не ответил ему.
Тюремная дверь со скрипом открылась, вошли два тюремщика, в руках одного тускло горел фонарик. При его колеблющемся свете тюремщики надели новым узникам цепи на шеи, оковы на ноги и ушли.
— Будьте мужественны, друзья, не теряйтесь! — громко и отчетливо произнес Восэ.— Пусть мангыт не думает, что мы испугались. Пусть нам головы снимут, а правду из сердца не отдадим. Если бы мы боялись тюрьмы, кинжала и виселицы, не пошли бы на восстание!
Восэ умолк. Посмотрел вверх, увидел, что в потолок есть отверстие, маленькое, как горлышко кувшина, сквозь него видны две мигающие звездочки. Только они и связывали пленников с внешним миром.
— Иазир, посмотри, две звезды! — сказал Восэ.
Назир заглянул.
— Словно два волчьих глаза в ночной темноте,—сказал старый охотник.
— Не говори так, это не волчьи, а божьи глаза на нас смотрят,— поправил его один из узников, по голосу которого можно было догадаться, что это пожилой человек.
— Два божьих глаза...— повторил про себя Восэ и прибавил: — Правду ты сказал, бог на людей, на рабов своих, одним глазом не смотрит!
Несколько узников поняли его иносказание и засмеялись.
— Говорят, бог ни глаз, ни ушей, ни языка не имеет, как же он нас видит? — спросил Назим.
— Эй ты, мусульманин, не надо сомневаться! — гневно обратился к говорившему пожилой узник.— Бог везде и наблюдает за всеми, место его в сердце каждого мусульманина. Сейчас нам поможет только один он, но из-за таких вот сомневающихся в нем, как ты, вполне может так случиться, что он лишит нас своей помощи.
— Когда это я сомневался? Разве спросить — это значит сомневаться? — ответил Назим.
— Хватит! Кончайте, здесь не мечеть и не медресе, чтобы спорить! — воскликнул Одина, рана в груди которого так горела, что он не мог сдержать стона.
— Правду сказать, братья, я так и не понял божьи дела,— сказал Восэ.— Бог справедлив, говорят, а если он справедлив, почему же он не слышит стоны народа нашего, не гневается на эмира и правителей?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146