Зной был в разгаре. Из-под копыт лошадей фонтанчиками била накаленная солнцем густая пыль. По дороге пришлось сделать два привала, потому что и лошади очень устали, и люди от жары едва держались в седлах. Изпуренные, казалось бы, совсем небольшим переходом, путники поело заката солнца достигли Гиссара и остановились на заезжем дворе.
Следующий день был четвергом — базарным днем в этом шумном и большом городе, над которым на холме высились мощные стены крепости наместника Бухары. В этот день Мирзо Акрам дальше ехать не захотел, надеясь найти случай повидаться с правителем так, чтобы
обойтись без подарков ему, но о себе напомнить: никогда, дескать, не мешает быть в ладу с большими людьми!
Восэ вышел на базар, стал расспрашивать: нет ли тут кого-либо из бальджуанцев. Лавочник, торгующий тканями, сказал, что в медресе вчера остановился настоятель мазара святого Бальджуана шейх Сайд Асрор, по мусульманскому своему званию — мутавалли, иначе попечитель имущества этой почитаемой гробницы... Восэ подумал: кто может бьггь более надежным передатчиком денег Ашура, чем достойнеший шейх Сайд Асрор?
Медресе — мусульманская семинария — высокостенное здание с башнями по углам, с тяжелыми воротами и множеством келий, расположенных в два этажа,— находилось рядом с базарной площадью, у подножия холма, на котором красовалась высящаяся над городом крепость правителя.
Войдя во двор медресе и узнав, где остановился шейх, Восэ постучался в его келью. Сайд Асрор — полный мужчина средних лет, с густой, как метла, черною бородой, толстогубый и мясистоносый,— сидел в полутемной келье и, погруженный в размышления, перебирал четки.
— Ты из Дара-и-Мухтора? Знаю. Хорошее селение, богатое. Люди все — искренне верующие, многие из них совершают паломничество к мазару святого Бальджуана.
Восэ удивился утверждению шейха — в своем селении он знал только двух стариков, которые искренне почитали святого, чьим именем сотни лет назад были названы город и горное бекство, ныне принадлежавшее Бухарскому эмирату. Те два старика действительно раз в год отправлялись к гробнице с приношениями, полагающимися по обету. Но, удивившись, Восэ подумал, что, быть может, шейх лучше знает душу людей его селения.
Услышав о несчастье, постигшем Ашура-водоноса, и о его деньгах, Сайд Асрор весьма одобрил поступок Восэ:
— Молодец, ты сделал доброе, богоугодное дело. Что ж! Положи деньги в нишу, я до них не дотронусь: земные блага для меня нечисты. Найду верного человека, отнесет деньги матери покойного... Ты в Шахрисябз едешь? По какому делу?
Когда Восэ рассказал настоятелю о цели своей поездки, тот внушительным, отеческим тоном посочувствовал судьбе раба божьего Назира:
— Ой, ой, бедняга! Жалко мне его, очень жалко!.
Постой-ка, а ты, решив пуститься в столь дальний путь, получил ли благословение? Посетил ли мазар святого Бальджуана? Сделал ему приношение?
— Нет, достойный,— простодушно ответил Восэ.— В предотъездной суете не выпало времени.
Духовный попечитель имущества благотворящих пожурил Восэ за его беззаботное отношение к живым и мертвым святым, покровительственно изрек, что сделать это и сейчас не поздно, а надо бы, надо, если он хочет, чтобы путешествие было и безопасными благополучным,— как же так, без благословения да в такой путь!..
Сайд Асрор полагал тут же услышать от простодушного посетителя нижайшую 'просьбу благословить его и готов был снизойти к этой просьбе и милостиво принять никогда не лишнее приношение... Но по причинам, о которых даже мы пока не можем поведать читателю, зная только, что основания не любить шейха у Восэ были, настоятель услышал от своего посетителя совсем неожиданный ответ:
— Ладно, почтенный! На моем пути будет еще немало святых мазаров, будут они и в Шахрисябзе и в Бухаре. Там посещу ради благословения, один из них. Прощайте!
Восэ встал и вышел из кельи. И не будем пока гадать о соображении, велевшем Восэ ответить шейху именно так.
На квадратном, мощенном каменными плитами дворе медресе стояли четверо бродяжнического вида человек из породы тех, что кормятся с поминального блюда, приносимого правоверными к мазару святого Бальджуана. Во время беседы Восэ с шейхом они толкались у открытой двери кельи и слышали разговор.
Сейчас они окружили Восэ, стали его упрекать: ты, мол, бессовестный, почему не сделал приношения, не попросил о благословении? Знай, если сейчас не поднесешь нам, то бог в пути лишит тебя благополучия, может случиться и беда, и уж во всяком случае вернешься ни с чем, не достигнув цели!.. Вынимай нам, сколько ни дашь!
Почувствовав, что от этих бродяг одними словами не избавишься, желая отделаться «искупительной жертвой» в одну-две монеты, Восэ развязал узелок на конце своего поясного платка, в котором были завязаны семь монет, остававшихся от его заработка, выплаченного ему
Мирзо Акрамом в Душанбе. И не успел он развязать конец платка, как восемь рук дервишей вцепились в него и выхватили деньги. Совершив этот грабеж среди бела дня, одетые в рубище бродяги мгновенно разбежались в разные стороны и исчезли.
Обозленный их наглостью, обескураженный, Восэ, почесывая затылок, удалился со двора медресе. На дворе не было ни единой живой души...
В городе задержались на двое суток. Мирзо Акрам посчитал нужным посетить правителя Гиссара принца Мумина, который был не только беком, но и представителем семьи эмира, его вторым по старшинству сыном, поставленным во главе правителей всех завоеванных эмиратов горных княжеств.
Всякий чиновник, купец, путешественник, почему-либо прибывающий в Гиссар или мимоходом оказавшийся в пределах Гиссарского бекства, обязан был личным посещением и дорогими преподношениями выразить свою почтительность Мумину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146