Эмирский трон из мрамора, высотой и шириною в косую сажень, был обтянут семью слоями индийских и бухарских шелков. Перед троном была разостлана легкая, белая как снег кошма.
Абдул Ахад сел посреди кошмы, лениво ответив на приветствия и поклоны. Как только он сел, виднейшие чиновники, главы племен и духовенство подняли кошму сразу с. четырех сторон и затем' усадили наследника на трон. Одним из этих людей был Остонакул. Собравшиеся, все сразу подняв руки, прочитали молитву, поздравили Абдул Ахада. Затем началась церемония приложения к руке, считалось, что каждый целующий руку нового эмира тем самым приносит ему присягу в верности и послушании. Первым поцеловал руку глава бухарского духовенства, за ним главы знатнейших племен и родов. После них присягали старик Шо Мухаммед, Остонакул и Мухаммед Шариф, потом военачальники, высшие духовные лица и опять главы племен и за чяими — бесчисленной чередой,— согнувшись; поднимаясь по одному на три ступени трона, другие чиновники, рангом пониже.
Эмир сидел со скучным выражением лица, было видно, что ему надоела затянувшаяся церемония приложения к руке,— казалось, вот-вот у него не хватит терпения и он, сорвавшись, скажет: «Поскорее кончайте эту дурацкую канитель и удаляйтесь, у меня болит голова, я хочу до полуденной молитвы хоть немного поспать и прийти в себя!..»
ГЛАВА ШЕСТНАДЦАТАЯ
Вечером в день восшествия на трон, когда Остонакул вошел в приемный зал дворца, в цитадели, молодой эмир даже встал ему навстречу и, подойдя к порогу, где снимают уличную обувь, на глазах у именитых людей заключил его в свои объятья. Абдул Ахад чувствовал себя обязанным Остонакулу: ведь тот не только «справился» с соперниками нового эмира — его братьями, предупредил их возможные козни, но и до самого переезда Абдул Ахада из Кермине в Бухару сумел скрыть от народа смерть старого Музаффара. Таким образом Остонакул помог наследнику спокойно и мирно занять трон... И теперь особым вниманием к Остонакулу новый эмир хотел показать всему народу, что он доволен услугой своего дяди, ценит его.
Наступило время поднять покров с сокровенной тайны Одтонакула, рассказать, что и он, подобно министру двора Шо Мухаммеду и главному казначею Мухаммед Шарифу, имел своей целью утвердиться в Гиссаре. Эта область далеко от эмирского двора эмир и его первый советник меньше вмешиваются в дела ее правителя, и потому, став хакимом Гиссара, а значит, наместником эмира во всей Восточной Бухаре Остонакул сможет самостоятельно управлять почти половиной всей страны.
При прежнем эмире многими областями Бухарского ханства правили его сыновья — старшие братья Абдул Ахада. Не кто-либо из них, а самый младший сын Музаффара, Абдул Ахад, стал эмиром. И, по суждению Остонакула, новый эмир не захочет оставить на прежних постах своих старших братьев, конечно завидующих ему, считающих .себя обиженными. И первый, кого Абдул Ахад снимет с высокого поста, будет его самый старший брат — Мумин, Правитель Гиссара. Высокий пост правителя Гиссара скоро Станет свободным. Вот этот-то пост и попросит у молодого эмира для себя Остонакул.
Верящий в вещие сны Остонакул укрепился в своем стремлении к этой высокой доляшости еще потому, что в одну из ночей в Шахрисябзе увидел необычный сон: будто в свисте ветра стоит он на какой-то скале и смотрит, как ураган все вокруг разрушает, валит и сметает здания, ломает деревья. Остонакул наутро потребовал к себе астролога и, как это водилось у восточных вельмож, спросил пришедшего о значении странного сна.
Астролог сперва захотел узнать: причинил ли ураган какой-либо ущерб особе Остонакула или нет? Остонакул ответил: нет, не причинил, ураган даже не стронул его с места. Тогда астролог, посмотрев в свои книги, так истолковал сон правителя: в строю поднимутся смута и волнение, правители и другие великие люди государства расстанутся со своими важными постами и чинами, будут рассеяны во все стороны, а Остонакул останется незыблемым в своей должности. И так как он во сне в разгар урагана стоял на скале, то скорее всего можно предположить, что свой высокий пост он получит в горной местности...
Остонакул поверил такому истолкованию увиденного им сна.
Он считал также, что генерал-губернатор Туркестана, опасающийся колонизаторских происков Англии, вскоре распространит власть своей военной администрации на всю Бухару. В этом случае Абдул Ахад, пользующийся после поездки в Петербург симпатией и доверием царя и не без его влияния ставший ныне эмиром, сумеет выпросить у царского правительства денежную субсидию, дабы соблюдать на границах с британской Индией интересы русского государства.
Остонакул полагал, что в этом случае кое-что перепадет и ему, как наместнику эмира в Восточной Бухаре, близкой к границам колониальных владений Англии,— ежели, конечно, он будет проводить угодную царю политику.
Когда на второй день после восшествия на трон Абдул Ахада Остонакул вдруг заболел и с сильными болями слег в постель (упав незадолго до этого с коня, он плохо залечил поврежденную берцовую кость), молодой эмир ежедневно посылал ему лекарственную мазь и спрашивал о состоянии больного. На десятый день Абдул Ахад сам пришел навестить больного, который, поправляясь, уже мог сидеть.
Телохранители и слуги эмира заняли улицы вокруг дома Остонакула и оставались снаружи; пока эмир с глазу на глаз беседовал с Остонакулом во дворце, расположенном вблизи Большого минарета. Этот дворец достался Остонакулу в наследство от Аббас-бия.
— В такие дни, дорогой «глава племени и заступник ищущих справедливости», и вы вдруг заболели?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146