- «Бичкрафт», - пояснила она неведомой со­беседнице. - «Барон», модель Б, от «браво», пятьдесят восемь, прием.
- «Барон»? - недоверчиво переспросила та.
- Двухмоторный винтовой, шестиместный, примерно 1985 года.
- И до сих пор летает?!
- Спасибо, очень хорошо. Диспетчер восторженно присвистнула.
- Ну, тогда спокойного вам воздуха, Сьерра тридцать шесть. Однако советуем проявлять повышенную бдительность. Вы в этакой ничейной полосе между Вегасским центром, нами и Эдвардсом. А при вашей высоте мы не можем обес­печить пристойной радарной поддержки.
- Вас поняла, Лос-Анджелес, и искренне признательна.
Николь переключила главный дисплей на ра­дарный обзор, отрегулировав локатор, чтобы полу­чить отчетливое изображение предстоящего пути.
Прошло уже четыре года с той поры, когда она в последний раз ступала по грунту пустыни. После окончания Академии ВВС Николь послали в Эдвардс, чем порядком ее шокировали, по­скольку она профилировалась на астронавта и должна была перейти в распоряжение НАСА. Впрочем, как выяснилось, тогдашний командир Гражданского испытательного авиацентра Гарри Мэкон послал индивидуальный запрос на распре­деление Николь на базу, и изрядную часть про­веденного там года Николь являла собой нечто вроде его тени, волоча на себе все рутинные обя­занности, причитающиеся помощнику команди­ра базы, но заодно приобретая бесценный летный опыт. Вершиной ее здешней карьеры стало при­глашение занять кресло второго пилота в полете, оказавшемся первым и притом успешным испы­танием управляемого спускаемого многоразового корабля XSR-5. А неделю спустя Николь была участницей мемориального полета над могилой Гарри. И через месяц уже направлялась в НАСА.
И вот круг замкнулся - она возвращается. Ступенью выше, ступенью ниже - какая разни­ца? В душе Николь до сих пор сохранилось какое-то оцепенение, и она уже начала сомне­ваться, что хоть когда-нибудь сумеет оттаять окончательно.
Моргнув, она снова посмотрела направо и чуть повернула штурвал, дав самолету легкий крен вправо, чтобы оглядеть пустынный пейзаж. Затем сняла солнечные очки - быть может, без них взор станет острее. Ее тревожило замеченное уголком глаза движение, даже и не движение, а отпечатавшийся на сетчатке след образа; правду сказать, это могло лишь почудиться, но лучше убедиться наверняка. Она снова усмехнулась, но на сей раз совсем невесело. Самое скверное в по­лете то, что толком разглядеть хоть что-нибудь - дьявольски сложная задача. Бесчисленное мно­жество раз - уж и не упомнишь, сколько имен­но, - Николь сообщали, что к ней приближается другой летательный аппарат, и даже говорили, где именно его надо высматривать, но даже самый пристальный взор обнаруживал там лишь пустой воздух. Просто поразительно, что столь громад­ный вблизи самолет может бесследно затеряться в небесах, едва оторвавшись от земли.
Она нажала на тангенту передатчика, чтобы запросить из Эдвардса пеленг.
И в этот миг самолет будто наткнулся на стену.
Ни звука, ни предупреждения - просто перед фюзеляжем мелькнул стреловидный силуэт с двумя кинжалами пламени, оставляющими поза­ди него парный инверсионный след, с грохотом метнувшись к звездам, должно быть, как раз пре­одолев звуковой барьер, потому что ударная волна раз в десять превосходила его размер; ока­меневший воздух грубо сокрушил нос «Барона», швырнул его в одну сторону, а Николь в другую. Ударившись головой о стену, она вскрикнула. Индикаторы на всей приборной доске полыхали рубиновыми вспышками тревоги, путаясь с по­сыпавшимися из глаз искрами, а какая-то неус­тупчивая тяжкая длань упорно пыталась выдрать Николь из кресла и размазать по потолку.
Распахнув глаза, она обнаружила, что погну­тые очки криво свисают с кончика носа, а тело ее вклинено в угол между сиденьем и левой сто­роной фюзеляжа. Мир закружился, как волчок, слева направо, настолько быстро, что больше миллисекунды смотреть было невыносимо. Ни­коль тотчас же осознала, что ее постигло то, чего боятся все летчики: плоский штопор. Самолет не­сется к земле по такой тесной спирали, что кры­лья не могут поддерживать самолет, а элероны - опереться о воздух для маневра. А если неосторожно дать тягу, вращение будет лишь ускоряться и ускоряться.
И все это совершенно беззвучно, хотя двига­тели должны уютно рокотать. Причина проста: оба пропеллера застыли совершенно неподвижно.
И снова подсознание единым махом отреагиро­вало куда быстрее, чем успела оформиться мысль; когда Николь постигла, что к чему, тело уже при­шло в действие - выйти на горизонтальный полет, снизить подачу топлива и разблокировать двигатели, чтобы позволить набегающему воздуху раскрутить винты вхолостую. Этот маневр равно­значен прогулке по проволоке, но обычно про­блем не составляет. Однако оказавшись в кон­версионном следе, Николь вынуждена была сра­жаться не только с турбулентностью, но и с ос­татками смеси в двигателях, которая в сочетании с выхлопами и залившим карбюратор бензином образовала густое месиво тяжелых углеводородов. Для двигателей внутреннего сгорания это все равно, что барахтаться в трясине. А раз смесь обеднена кислородом, зажигания не происходит, и двигатель мгновенно глохнет.
«Барон» сотрясался с такой силой, что Николь не могла сфокусировать взгляд на приборах, не могла определить высоту; впрочем, это и не важно, потому что показания альтиметра - одно, а расстояние до грунта - совсем другое. Соглас­но картам, среднее возвышение составляет пять­десят шесть футов над уровнем моря, но отдель­ные гребни и утесы возносятся до четырех тысяч футов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93