– Я знаю. Мне жаль их.– Да, она – твой тип. Просторы, животные. Такая же духовность. Она раздевала тебя глазами.– Что? – закричал он.– Да, когда рассказывала, как выглядел твой дедушка.– Я не помню.– Ты прекрасно помнишь! Она сказала, что у тебя дедушкин нос.– Прадедушкин.– Смотри-ка, помнишь!– Прекрати, Марджори.– Это правда, ты ее желаешь. Она начала переодеваться к обеду.– Слушай, – сказал он, – давай-ка пошлем этот обед к черту. Я объясню тебе кое-что насчет желания.В зеркале трюмо отражалась гибкая молодая женщина с выразительным ртом и умными глазами; мужчина, стоявший позади, был почти такого же возраста, но улыбался он улыбкой мальчика, стремящегося доставить удовольствие.Неделю спустя Лионель показывал ему свои владения.Он рассказывал о сахарном тростнике, о механизации, о не использованных еще возможностях, а Фрэнсис поймал себя на том, что хотя он с неподдельным интересом слушает своего дядю, думает он о том, насколько разные Лионель и Кэт, и, что совершенно непонятно, как они могли пожениться.Когда они вернулись к дому, Лионель показал на двух пятнистых лошадей, пасшихся за забором:– Питомцы Кэт. Она понимает толк в разведении лошадей, но этих двух она пестует, как комнатных собак. Наверное, из-за того, что у нее нет детей.Фрэнсис промолчал.– Доктора говорят, что она никогда не сможет иметь детей. У нее что-то там разладилось после выкидыша.– Мне очень жаль, – сказал Фрэнсис.– Кэт помогает мне. Она ведет бухгалтерские книги, объезжает плантации – лишняя пара глаз, – они спустились по ступенькам. – Я отвезу тебя к отцу. Я бы предложил тебе остаться пообедать, но Кэт в городе. Мне нужно встретить ее в половине первого.Фрэнсис почувствовал легкое разочарование. Смешно!– Ничего, вы и так уделяете нам столько времени. Со стороны Кэт было большой любезностью отвезти нас тогда в Элевтеру.– О, она это любит! Она обожает показывать остров гостям. Она славная, – помолчав, несколько смущенно он добавил, – тебе могло показаться, что я был с ней немного грубоват тогда, на свадьбе… Я все понимаю, она болеет сердцем за всех и за все, но когда-нибудь это причинит ей неприятности. Я-то это понимаю, и злюсь, но ничего не могу с собой поделать.Фрэнсису почему-то было неприятно слышать эти слова, и он неловко повторил:– Вы так к нам добры.– Все что нужно, только скажите. Если что-то беспокоит, просто скажите.– О, все прекрасно, только Марджори волнуется, что ей не хватит нарядов.– Никаких проблем. Пойдите к Да Куньи. Платья у него из Франции, Марджори может накупить себе одежды на два года вперед.– Боюсь, так долго мы здесь не пробудем.– Вы задержитесь дольше, чем думаете. Если только не хотите оставить все на попечение «Аттербери и Шоу».– Я, наверное, так и сделаю. Но сначала все-таки попытаюсь продать сам, запрошу минимальную цену.– Что ж, попробуй, – кивнул Лионель. И они вернулись в Драммонд-холл.Мистер Аттербери проводил Фрэнсиса до двери.– Мой человек быстро свяжется с нужными людьми. Могу вас заверить, мистер Лютер, что эта сделка дело решенное.Фрэнсис поблагодарил его, скрестив украдкой пальцы. На улице его ждал взятый напрокат автомобиль, но ему почему-то не хотелось возвращаться к расписанной по часам жизни Драммонд-холла, и он пошел вниз по Причальной улице, мимо классического георгианского фасада «Барклай банка», к площади.Был базарный день, и город кипел жизнью. Автобусы доставляли людей из деревень, босые женщины в соломенных шляпах были одеты в хлопчатобумажные платья неописуемых ярких расцветок. Дети всех возрастов бегали среди связок бананов, плодов хлебного дерева, рыбы и кокосов. Желтые собаки – все собаки здесь были, похоже, одной породы, хотя в них было намешано много кровей и эта смесь сама уже превратилась в породу – рыскали повсюду в толпе и дрались из-за еды.Фрэнсис немного постоял, наблюдая оживленную картину, и свернул за угол. У сиротского приюта он остановился, чтобы послушать пение детей – в предыдущее воскресенье он слышал их на службе в соборе. Напротив приюта было кладбище. Он перешел улицу и ступил за ограду, но не пошел дальше, а, погрузившись в ощущение безмятежной радости, дослушал гимн и вернулся на тротуар.Не слишком знакомый с городом, он свернул под аркаду. В густой тени фиговых деревьев стояли дома с узкими окнами и похожими на кружево железными балюстрадами. Их вполне можно было бы встретить в Париже на площади Вогезов. Он остановился на следующей маленькой площади, чтобы прочитать надпись на круглой бронзовой табличке, вделанной в мостовую. Она гласила: на этом месте 11 июля 1802 года был казнен через повешение Самуэль Вернон, член Совета Его Величества, за убийство своего негра-раба Плуто.– Ужасная история, не правда ли?Из-под большой соломенной шляпы ему улыбалась Кэт Тэрбокс.– Этот зашел слишком далеко. Ему нравилось смотреть, как людей забивают до смерти. В конце концов не выдержали даже пэры. Его судили и повесили.– Очень сложное общество! – потряс головой Фрэнсис.– О да! Оно по-прежнему такое. А что вы делаете в городе?– Брожу по улицам. А вы?– У меня здесь маленькая контора. Семейная консультация. Да, я знаю, что пытаюсь вычерпать ложкой океан. Я заметила, вы подняли бровь.– Да? Я не хотел.Наступил момент, когда нужно было либо сказать несколько вежливых слов и расстаться, либо найти новую тему для разговора.Фрэнсис произнес:– Я думал о том, что следует купить подарки для родных. Я подумал, может быть, вы… может быть, вы что-нибудь посоветуете?– Можно пойти к Да Куньи. Я не знаю, сколько вы хотите потратить.– Умеренную сумму. Булавка или бусы.– Тогда, идемте.Они вернулись к базарной площади.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138