Больше он не сказал ничего, опустил трубку и, полуприкрыв веки, повернулся к окну. Заставил себя вспомнить лицо Миграна, но оно расплывалось, как на бракованном снимке. Всегда, когда ему сообщали о чьей-то смерти, он первым делом пытался оживить в памяти черты его лица, цвет глаз. И ему это никогда не удавалось: краски растекались, образы накладывались друг на друга. Должно было пройти время, чтобы это лицо к нему «вернулось»... Он давно не видел Миграна Малумяна, а когда-то они виделись каждый день... Нет, лицо Миграна в нем не пробуждалось... Он открыл глаза и увидел Мари и Нуник.
— Нуник, будь добра, принеси мне кофе и рюмку, сама знаешь чего.
— Мы скоро завтракать будем. Мама уже на стол накрывает, бабушка вот-вот выйдет из своего музея.
— Да нет, мне надо уходить.
— Ты назвал Малумяна...— сказала Мари.
— Он умер.
Посмотрели в глаза друг другу. Мари ничего больше не спросила.
— Умер сегодня на рассвете... Я идиот, скотина, как я не пошел к нему в тот день?.. Ты помнишь?..
— Я сама принесу тебе кофе. Ты сядь, я сейчас...
Стояла изумительная осень с ее южным теплом и многоцветием листвы...
Быстро выскочил из такси, не дожидаясь двух рублей сдачи со своей трешки, которые водитель ему добросовестно отсчитывал. На ходу бросил водителю «спасибо» и быстро зашагал к дверям Союза писателей. Хотя заходил с улицы в здание, поднял почему-то воротник и натянул на самый лоб широкополую шляпу. Шел, глядя себе под ноги и не глядя по сторонам. В фойе, коридорах, на лестницах Союза писа-
телей было, как всегда,оживлённо, в воздухе висел сигаретный дым, с нижнего этажа доносился тошнотворный запах кухни.
И на лестнице, и в длинном коридоре второго этажа Варужана кое-кто сразу узнал. Пришлось останавливаться, здороваться. «Давно не виделись. Тебя что, в городе не было? А где твоя борода?» — сказал первый. Второй повторил этот пустой вопрос слово в слово. Варужан в ответ не удержался, съехидничал: «Мы с бородой были в отъезде. Я вернулся, а она решила остаться...» Встретил кое-кого еще из знакомых, кивнул, прошел мимо. «Ты слыхал, говорят, Мигран умер... Жалко...»— этот уж было повернулся, чтобы идти, и вдруг задержался: «Что-то у тебя в лице изменилось. Я сперва тебя не узнал...» — «Бороду сбрил»,— бросил Варужан и быстро вошел в приемную председателя.
— Как хорошо, что вы пришли,— поднялась с места секретарша.— Он о вас с утра спрашивает.
— Он сейчас один?
— У него варпет, Врам Багратуни. Но ничего, вы заходите. Увидев на пороге Варужана, председатель заулыбался, хотел было
приподняться, но остался сидеть. Врам Багратуни, удобно устроившийся в мягком кресле, рылся в своем огромном кожаном портфеле — что-то искал.
— Здравствуйте. Здравствуй, варпет.
Багратуни по-отечески улыбнулся Варужану, председатель пожал ему руку.
— Приехал? Разыскали-таки тебя? — Оба вопроса были бессмысленными из-за очевидности ответа. Видимо, председатель и сам это почувствовал.— Садись, садись. Как твой новый роман?
— Спасибо. С романом все прекрасно.
Председатель чуть было не рассмеялся столь нескромному ответу, но, что-то вспомнив, мягко улыбнулся.
— Мою маленькую племянницу,— сказал Варужан,— как-то спросили: «Как твое имя?» — «Имя,—отвечает,— спасибо, хорошо». По аналогии с ответом на вопрос: «Как твое здоровье?»
Председатель громко расхохотался. Улыбнулся и Багратуни:
— Над новой вещью работаешь?
— Да, варпет. Не знаю еще, что получится, но задумал исторический роман.
Багратуни прекратил терзать портфель — видимо, искал трубку, нашел и теперь попросил у Варужана спички.
— Значит, исторический роман?..
У председателя слегка отвисла челюсть — всего месяц назад Варужан говорил о совершенно иной задумке. Он хотел было высказать это вслух, но губы сами собой вновь сомкнулись. Он многозначительно посмотрел на Багратуни, и было не ясно, рад он или огорчен.
Багратуни с превеликим наслаждением втянул в легкие дым ароматного табака и сказал:
— А борода придавала тебе благородный вид. Зря сбрил.— И снова принялся мучить портфель — значит, не трубку искал.— Говоришь, исторический роэдан? А какое время?
— Рубиняны. Киликия для меня всегда была загадкой.
- Ну, эти времена — целина. Дерзай, милый, осваивай!
— Исторический роман — это побег, варпет.
Врам Багратуни недоуменно приподнял густые, кустистые брови:
— Побег?.. А может народ жить вне истории?
— А разве можно каждый день жить внутри истории? Ведь задохнется же народ! Воздух истории—это консервированный воздух, хотя эти консервы и святы.
Лицо Багратуни выразило одновременно и разочарование и удивление — мол, зачем же ты тогда за исторический роман принялся, не дыши консервированным воздухом, дыши воздухом свежим, воздухом текущего месяца, и зачем ты полез в наш огород, если этот огород тебе не по душе? Варужан озлился на самого себя — что за дьявол вселился в него, зачем надо было провоцировать словесную схватку. Внутри него был хаос, клубок вопросов. Он даже забыл, ради чего явился сюда. Зажег сигарету и невольно взглянул на председателя. Тот воспринял этот взгляд как приглашение к разговору, оживился, встал, пересел на диван к Багратуни.
— Не устроить ли нам открытую дискуссию? Позовем историков, поспорим. А, варпет?
— Вы за этим меня вызвали? — холодно спросил Варужан.
— Да нет, что ты! — председатель не замечал, что у Варужана нервная дрожь в пальцах.— Мигран Малумян... Ты знаешь, наверно... Бедный парень... Какой был писатель, какой человек...
— Знаю... И знаю, какой был писатель, какой был человек...
— Ну, значит... ты и напишешь некролог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179