– Наверняка.
– Если в его теле найдут пулю, то мы сможем только сказать, что он держал меня взаперти. После всего этого нам могут и не поверить.
– Я и не рассчитываю, что поверят хоть чему-нибудь, – я погладил ее по руке.
– Может, нам просто уехать на хрен из этой страны?
– Вот это уже кое-что.
– Луиза сказала, что мы можем жить в ее доме в Мазатлане, сколько захотим.
– Э-э, нет уж. Ни за что, детка. Только не Мексика.
– А у тебя есть предложение получше?
– Что угодно, только не Мексика. Франция.
– Франция?
– Ну да, а чем плохо? Я найду работу на парижской радиостанции, буду крутить диски Эдит Пиаф. А ты сможешь стать Джерри Ли Льюисом рок-н-ролла.
– Точно. Буду исполнять «Люби меня сегодня ночью», сверкая искусственными зубами. Нет, Франция – отстой. Там живописно, конечно, но народ отсталый. Кроме только Катрин Денев, она единственная нормальная. Скотт, но ведь классная идея – этот дом в Мазатлане. Чем тебе Мексика не угодила, в конце-то концов?
– Сама по себе – ничем. Но пытаться добраться до границы – это сплошной кошмар, просто беда. Слышала что-нибудь о «черных детективах»?
– Каких-каких детективах?
– Уж поверь мне. Парочки беглецов, которые пытаются перейти границу, всенепременнейше попадаются на контрольно-пропускной заставе. И умирают в объятиях друг друга, Шарлен. Если им очень повезет, из облаков к ним вяло потянется священник и поможет им вознестись на небеса.
Похоже, она не очень-то поверила:
– Не представляю, о чем ты говоришь. Ты можешь внятно сказать, что собираешься делать? Сдаться, что ли? Я слышала, окружная тюрьма – просто вечеринка для пижамников.
– Так и есть. Там слушают старые записи Лесли Гор и трахают друг друга в жопу, – я вздохнул. – У меня в бумажнике сейчас долларов двадцать. На что мы собираемся жить?
Она подняла руку, на пальце сверкнуло кольцо.
– Шарлен, ты что? Это же твое обручальное кольцо.
Она рассмеялась:
– Ну, на тостады на какое-то время нам хватит.
– А как насчет его сентиментальной ценности?
– Шутишь, что ли? – она стянула кольцо с пальца. – Ненавижу эту хреновню. Я его носила только потому, что он настаивал. Как-то пригрозила, что спущу его в унитаз. Он сказал, что если я это сделаю, то он отрежет мне пальцы на ногах и отправит вслед за кольцом.
– Да уж, ну и характер у него был, ничего не скажешь, – я взял у нее кольцо и внимательно осмотрел камень под лампой. – Сколько в нем карат?
– Семнадцать целых и девятнадцать сотых.
Я присвистнул.
– Ни одного изъяна. Можно продать его в Мексике и несколько лет жить припеваючи.
Она забрала кольцо обратно:
– Ну-у, – заговорила она голоском застенчивой идиотки, – и куда же мне его припрятать, чтобы он был в целости и сохранности?
Я рассмеялся:
– Даже не знаю, где будет достаточно безопасно. Этих мексиканских таможенниц в латексных перчатках так просто не обдурить.
– Я думала, они обыскивают только тех, кто въезжает в США.
Я прижался ногой к ее ноге:
– Думаю, найдется немало людей, которые придумают какие угодно предлоги, чтобы обыскать тебя. – Я заметил, что на ее лодыжке ничего нет. – А где твой ножной браслет?
– Не знаю. Потеряла где-то. – Она вложила кольцо мне в руку. – Пожалуй, пусть оно побудет у тебя.
– Интересно, а я-то где его спрячу?
– Ну пожалуйста. Не надо опять пошлить.
– Ты права. До сих пор мы проводили вечер со вкусом. Ни к чему портить его, – я обнял ее. Она прижалась к моей груди. – А что мы будем делать, когда деньги кончатся?
– К тому времени я получу свою долю за поместье. Мне должны будут выплатить половину, независимо от того, что написано в его завещании. Такой в Калифорнии закон.
– Перед тем, как произвести выплату, Шарлен, они могут захотеть услышать от тебя ответы на несколько вопросов.
– На то, что мы получим за кольцо, мы сможем нанять какого-нибудь адвоката из «Century City», чтобы он пробился через все эти формальности.
– У адвокатов есть дурная привычка пробиваться через формальности очень медленно. А, ну да, если будет хуже некуда, я всегда смогу найти работу в Энесенаде, буду собирать конский навоз. Грязноватая работка, зато честная.
– Там есть радиостанции, которые ведут трансляцию и на Лос-Анджелес.
– Верно. Например, одна из них Федеральную комиссию связи США доводит до бешенства. Выкачивает около ста тысяч ватт и перешибает передачи отличных музыкальных станций, лезет прямо в эфир. Типа едет какой-нибудь придурок по трассе на своей «кордове», тащится под скрипичную версию «Feelings» – и вдруг ХУМ! «Angry Samoans» орут «You Stupid Asshole».
– Что ж, – мягко сказала она, – туда тебе и дорога.
– А как насчет тебя? Ты сможешь спеть «Люби меня сегодня ночью» на испанском?
– Я знаю «Гуантанамеру».
– Круто. Ты могла бы выступать в «Хилтоне» в Манагуа.
– А почему бы и нет? Стану чем-то вроде марксистской Сьюзанн Сомерс. Наберу отряд кубинских солдат, чтобы носили меня на плечах.
Мы оба засмеялись.
– Ну, если уж совсем плохо будет, – сказал я, – я всегда смогу устроиться жиголо где-нибудь в Акапулько…
– Может быть, если глаза в порядок приведешь.
– А ты можешь написать бестселлер о твоей жизни в качестве пленницы на Малибу.
– Точно-точно. Новый жанр. Рок-готика.
Мы снова рассмеялись. Я был счастлив, что мы вообще могли смеяться.
Некоторое время мы смотрели новости по кабельному каналу; но для выпусков местных новостей было уже поздновато. Были сообщения о пожарах в Лос-Анджелесе, но все они были общими и на несколько часов устарели. Новостей о встрече выпускников раньше утра можно было не ждать.
Появилась Луиза – поинтересовалась, не хотим ли мы есть (мы не хотели), и показала нам помещение, которое назвала «комнатой Аладдина».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112