Я хорошо помнил слова Кандинского о подлиннике Ван Дейка. Где он? Что-то тут не так...
— Это все? — спросил я у Фиксатого, небрежно закрывая сундук.
— А что, вам мало? — насторожился главарь.
— Много за такое барахло вам не дадут... — начал я туманно.
— Меня интересует золотишко, — напомнил собеседник. — Я хочу два килограмма.
Я посмотрел на него как на придурка, хотел отказать сразу, но, подумав, сказал:
— Будет вам золотишко.
— Два кило! — закатив глаза, прохрипел Фиксатый. Я подумал, что у него сейчас начнется эпилептический припадок.
— Два килограмма. Если только вы отдадите мне и другие картины из коллекции. Здесь ведь не все...
— Они у этого проклятого газетного щелкопера! У журналиста Стрелкова, чтобы ему ни дна ни покрышки! Он у меня их выцыганил, гад! Мог бы — голову открутил! Точно!..
Это был удар!
* * *
Увидев, что мое сознание вернулось в бренное тело, что я могу слушать и понимать, следователь Матвиевский сказал:
— В день гибели в издательство заходили трое молодых людей. Они представились любителями книг по живописи и расспрашивали у Виолетты Горчаковой о книгах, которые выйдут в ближайшее время. Виолетта Алексеевна рассказала им и об альбоме, который готовился в издательстве под редакцией Скорина. Этим альбомом молодые люди заинтересовались особенно. Один из них спросил: «Скажите, а этот Скорин не пишет сам?» На что Горчакова ответила: «Не только пишет, но и много печатается в разных изданиях». Тогда молодые люди поинтересовались: «А нельзя ли познакомиться со Скориным прямо сейчас?» Горчакова ответила, что он в отъезде и будет только к вечеру. «Мы как-нибудь зайдем, чтобы познакомиться с Игорем Васильевичем лично», — сказали молодые люди и откланялись. Виолетта Алексеевна не придала их визиту большого значения...
Мне пришлось дотошно изучать биографии этих трех любителей живописи, ведь вполне возможно, что они имели какое-то отношение к гибели искусствоведа. Оказалось, что все трое — студенты Института физкультуры, что изобразительным искусством давно увлечен только один из них — Павел Никитин. Он-то, как заводила, таскал за собой на различные выставки и в мастерские художников своих друзей, приехавших учиться в Москву из провинции. Больше всего «дурному влиянию» Павла
сопротивлялся Федор Уткин — здоровяк и крепыш, собиравшийся стать тренером по «железным играм». Но штанга ему не затмила белый свет, как многим другим
спортсменам, он время от времени влюблялся в кино-
див, активно интересовался жизнью «за кадром» в кино-
искусстве. Потому-то Павел и Федор часто спорили,
куда им пойти в свободное время: то ли поучаствовать в
съемках очередного кинодетектива в качестве статистов,
то ли посетить выставку художников-абстракционистов.
Владимир Королев — их третей друг — не выказывал
особых чувств ни к изобразительному искусству, ни к
кино. Занимаясь боксом, он достиг больших успехов в
этом виде спорта, выступат на международных соревнованиях за Россию. Словом, даже его друзья не могли ответить на вопрос, чем еще, кроме спорта, интересуется ?ч
Владимир.
В тот день, когда погиб Скорин, Павел побился об заклад с Федором, что запросто проведет друзей книжное издательство и возьмет автограф у какого нибудь известного художника. Уткин только посмел, даже не предполагая, что у Павла была какая-то причина для визита в издательство, мальчишеская бравада. Он предложил Павлу сразу же выставить на стол проигрыш — бутылку французского коньяка. Однако после посещения издательства, где Никитин все же уговорил кого-то из бородатых маэстро подарить ему набор открыток с иллюстрациями авторских акварелей, сделанных на Дальнем Востоке, Федору пришлось раскошелиться. Он угостил друзей выпивкой, а сам в расстроенных чувствах ушел из общежития и долго гулял по городским улицам. Подустав, уселся на скамейке в парке и вскоре прикорнул. Разбудил его сержант милиции. Федор, не разобравшись со сна, что к чему, вскочил на ноги и ткнул милиционера головой в подбородок. Сержант упал и даже на какое-то время потерял сознание, потом поднялся и, выхватив свое табельное оружие, произвел предупредительный выстрел в воздух. Прибывший наряд милиции, с большим, правда, трудом, скрутил Уткина и препроводил его в отделение.
Федору грозила статья 191-я Уголовного кодекса Российской Федерации — сопротивление работнику милиции и посягательство на его жизнь, что в первом случае наказывается либо лишением свободы на срок до одного года, либо исправительными работами на тот же срок, либо крупным денежным штрафом. Но сержант милиции написал в заявлении, что Уткин, находясь в нетрезвом состоянии, посягал на его жизнь, а это уже был совсем другой расклад. Федора ждало куда более суровое наказание: либо лишение свободы на срок от пяти до пятнадцати лет со ссылкой на срок от двух до пяти лет или без таковой, либо при отягчающих обстоятельствах — смертная казнь. Но все обошлось, сержант пожалел парня, забрал свое заявление назад. Федор отделался только штрафом. Правда, его чуть было не выгнали из вуза; к счастью, и там дело удалось уладить полюбовно.
В общем, мои подозрения в отношении причастности трех посетителей издательства к гибели Скорина рассеялись, как дым.
Знаете, Виталий Севастьянович, особенно интересно было общаться из этой троицы с Павлом Никитиным. Он мне столько порассказал о жизни художественной богемы! Даже показывал этюды, подаренные ему петербургским художником-пейзажистом Петром
Петровичем Садиковым...
Последняя фраза следователя транспортной прокуратуры словно щелчком переключателя отозвалась в моем сознании.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137