.. С кем бороться? С однокурсником? С другом? Вообще считаю, друзья детства или однокурсникам не нужно работать под одной крышей. Даже в одной системе...
— Когда-то мы думали по-иному,— напомнил я.
— Жизнь доказала обратное.
Я согласился. Разговор был закончен, и ободрять или утешать Вацловаса казалось глупым и бессмысленным. По инерции еще осведомился:
— И ты не собираешься ничего делать?
— Почему? Я ищу подходящее место.
Развернулся и пошел прочь. Узкоплечий, со слегка
сгорбленной спиной, обозленный на весь свет.
А почему такое не могло случиться со мной? Только оттого, что я крикун и у меня побольше амбиций? Вот еще один побредет по земле с осколком в сердце, получив отвратительный жизненный урок, и кто знает, как отзовется все это в нем позже, когда, скажем, Вацловас сделается каким-нибудь руководителем или начальником. А я не сомневаюсь, что его способности не останутся незамеченными.
Приостановился возле дверей кабинета Эдмундаса, рука сама потянулась постучаться, однако состроил веселую дерзкую улыбку и вошел без стука.
Эдмундас сидел за столом без пиджака, в жилете, вопросительно и холодно блеснули очки, потом потянулся, хрустя суставами, и спросил:
— Кофе хочешь? Только что сварил.
— С удовольствием.— Я присел рядом, беззаботно откинувшись на спинку стула.— Послушай,— будто неожиданно вспомнив, ударил себя по колену,— может, кликнуть Вацловаса, вместе бы потрепались?
— О чем?— сощурился Эдмундас.
— О спорте, о женщинах...— пожал плечами.— Не обязательно о делах.
Эдмундас налил две чашечки крепкого кофе и долго, не говоря ни слова, размешивал ложечкой сахар.
— Ты многого не знаешь, Юстас. Вацловас уже не тот, что прежде. Утратил темп, напористость, превратился в настоящего брюзгу. Копошится, возится.
— Очевидно, тому есть причины. Может, их и следовало выяснить, усевшись всем вместе?
— В адвокаты нанялся? — расхохотался Эдмундас.— Ничего не выйдет, дорогой. Вацловас уверен, что его не оценили по достоинству, и злится на весь мир. Ты его сюда и батогом не загонишь.
— Кажется, будто ты его вообще решил прогнать. Разумеется, он уйдет и сам без понуканий. Скажи только — почему?! Ты же прекрасно знаешь, чего он стоит. Ведь это настоящий ученый! Такие руководят институтами.
— Пусть себе руководит на здоровье. Здесь завод, а не институт.
Обжигая горло, отпил несколько глотков кофе и бросил как бы между прочим:
— А может, боишься... за свой стул? Видишь в нем потенциального соперника?
— Да пошел ты, тоже мне заступник! Из него такой же руководитель и организатор, как из меня космонавт. Признаю — дело свое знает прекрасно, но от других потребовать того же не в состоянии. Пускай себе корпит тихо-мирно, а если не нравится — прошу, скатертью дорога!..
— Но почему ты не даешь ему серьезных заданий? Позволь ему показать себя, мне кажется, больше ему ничего не надо.
Эдмундас подскочил:
— Послушай, ты, правдоискатель! Чего ты лезешь не в свои дела? Какой черт тебя носит? Не смей больше появляться на моей территории. Надоело. Исчезни с горизонта. Копайся в своем огороде.
— Это не только дело Вацловаса.— Я долго приберегал этот козырь, зная, что Эдмундас достаточно чуток.— Ты предаешь свою юность, становишься человеком с двойным дном. А человек, предавший свою юность, потом легко предает и все другое.
Лицо Эдмундаса приняло серый оттенок, как будто я состарил его своими словами лет на десять — двадцать. Долго и старательно поправлял узел галстука, одергивал рукава рубашки, чуть подумав, надел пиджак, застегнул на все пуговицы.
— Думаю, отныне нам будет неприятно видеть друг друга.
Уходя, вспомнил, что Эдмундас когда-то любил играть на скрипке. Интересно, играет ли еще? Скорее всего, нет. Скрипка не позволила бы Эдмундасу так слепо уверовать в собственное право манипулировать людьми, регламентировать их способности и активность. А что касается Вацловаса — грустно. Видно, всерьез решил. Грустно и потому, что рвутся узы старой дружбы.
Явился начальник строительного отдела Улоза советоваться насчет производственных площадей. Заводу, хоть плачь, нужна литейная установка, а размещать ее негде, разве что в нашем цехе. Но я это место уже пообещал ремонтникам, которые жмутся, как селедки в банке, и даже получил согласие главного инженера. Теперь он, чего доброго, забрал бы назад свое слово. Поэтому дал команду ремонтникам срочно переставить станки. Редкий случай в моей практике. Когда меня припирают к стене, я всегда стараюсь самостоятельно все обдумать, прикинуть, как повел бы себя мой подчиненный, мой начальник, и тогда выбираю оптимальное решение. На этот раз сознательно «навредил» заводу только потому, что на собрании пообещал помочь ремонтникам. Разумеется, мог бы перед ними оправдаться, но очень хочется сдержать данное слово.
Из «Тетради ошибок»
Сегодня на пятнадцать часов мне было назначено явиться в райком к Гражулису. Прибыл пунктуально, а дожидаться пришлось до половины четвертого. Чувствовал, как постепенно натягиваются нервы, и потому успокаивал себя: «Держи, Каткус, себя в руках».
Пока ожидал в приемной, ко мне подошла изящная молодая женщина с большими серыми глазами, которые начали еще издалека улыбаться. Даже не успел удивиться, как она произнесла:
— Приветствую вас, Юстас Каткус. Что вы здесь делаете?
В голосе прозвучала ирония, но держалась женщина удивительно дружески.
— Алина? — воскликнул я, не веря собственным глазам.
— Да, Алина,— спокойно подтвердила она.— Помните тот наш откровенный разговор в институте?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65