В том, что наши «исповеди» превратились в чистую формальность, наверное, есть и доля моей вины, получается: по-настоящему важные вещи выясняются только в конце месяца. Нет, так ничего не выйдет, придется схватить кочергу или что под руку подвернется и взбаламутить как следует затянутую ряской воду, иначе... Иначе:
— Шеф, смотрели вчера футбол?
Что тут будешь делать! Лучше пропустить мимо ушей.
— Спасибо, мужики. Раз больше сказать нечего, расходимся.
— Марковские на работу не вышел,— с сомнением в голосе произнес мастер термического участка Мачис.— Может, правда, опаздывает, не знаю...
— Не звонил? — поинтересовался я у Вале.
— Пока нет.
Ничего не понимаю, Марковские — один из лучших термистов, прогулов за ним отродясь не водилось, спиртного в рот не берет, добросовестно откладывает каждый лишний рубль на машину — пропасть куда-то, не говоря никому ни слова, он явно не йог.
— Может, заболел,— высказал вслух свои мысли. Мужчины тут же дружно захохотали. Я тоже покривился, вспомнив, что Марковские зимой купается в проруби.— Давайте подождем,— велел Мачису.— Если к обеду не объявится, пошли кого-нибудь из своих к нему домой.
Мачис наморщил свой крутой, выпуклый лоб с двумя дугообразными залысинами — придется кому-то из его людей остаться без обеда. Что поделаешь, порой на голодный желудок лучше думается, глядишь, и проснется чувство ответственности за своих рабочих. За товарищей.
Тем временем я достал из ящика стола пачку заявлений с просьбой о материальной помощи.
— Привыкли мы,— сказал,— обращаться за денежной помощью, когда речь идет о ремонте квартиры. Некоторые такую помощь раньше получали, теперь пришло время покончить с этой практикой. Почти каждый третий возводит на своем дачном участке дом, а тут отремонтировать квартиру денег не хватает. Самое обидное, просители все, как правило, солидно зарабатывают. Стыдно, мужики. Заберите заявления и верните их товарищам, предварительно разъяснив суть дела.— Я сдвинул заявления на край стола.
Никто не тронулся с места. Мастера переглядывались между собой и хоть бы хны.
— Разбирайте заявления и верните их, мне они не нужны,— продолжал я гнуть свою линию.
— Да ладно, начальник, чего там, бросьте их в корзину,— хорошо поставленным голосом бывшего актера
проговорил мастер Бриедис с участка пресс-форм, в лице его было что-то от аристократа былых времен, голова, убеленная сединами, выглядела внушительно.— Мы всё понимаем.
— Нет,— твердо сказал я.— Рабочие станут думать, начальник цеха уперся и отказал, а вы только руками разведете. Сами верните и пристыдите.
Мастера участков поспешно бросились разбирать заявления своих рабочих, как будто это были горячие уголья, на стул никто больше не опустился.
— Расходимся по своим местам, мужики, время дорого.
Остался только один Каволюнас, мастер штамповочного участка.
— Не хотел при всех... Слесарь Витас вчера был слегка навеселе, а сегодня, бедняга, мается, дело не идет. Разрешите прогнать его домой.
— А вчера почему молчал? — допытываюсь.
— Да вот думал, что...— На его широком крестьянском лице появляется плутоватое выражение — выдают глаза, умные, с вечной хитринкой.— Думал, мужики просто так в шутку наговаривают. Сам я ничего не учуял, когда подходил близко, человек работал, старался изо всех сил, как в разгар жатвы.
— Ой, не порти людей, Пятрас. Вчера утаил, хотя все сам прекрасно видел. Потому что многое выгадывал для себя. А сегодня — вот он налицо, результат. Ладно, отправляй домой и составь акт...
Не прошло и получаса, как в дверь опять просунулась голова Каволюнаса.
— Извините, начальник. Ошиблись мы. Витас трудится как зверь, головы не подымает.
Ах и хитрец же этот жемайтиец!
— Если даже чуть-чуть хватил, все равно гони,— приказываю.
— Да вроде нет...
— Тогда, может, с похмелья?
— Не похоже.
Тут я не выдержал:
— Что ты меня за нос водишь? Столько лет на заводе и не знаешь, раз человек слоняется без дела, прежде всего надо составить акт, потребовать объяснительную, выговор объявить и лишить премии, а не домой прогонять! Или свои порядки установил?
— Не привык я эти бумажки марать, начальник,— пробурчал Каволюнас.— Можно и по-мужски...
— Зачем тогда ко мне бегаешь? Подстраховаться хочешь? — спросил я, пытаясь заглянуть ему в глаза.— Считаешь, начальник глупей тебя?
— Упаси боже,— вздохнул Каволюнас.
— Про себя думай что угодно. Только ломать здесь порядок из-за твоих собственнических замашек я не позволю. В будущем прежде всего пострадаешь сам. По-товарищески предупреждаю, чтоб все было ясно.
— Понял,— с облегчением мотнул головой Каволюнас, через минуту его уже и след простыл, только мелькнула спина в проеме дверей.
Я уже собрался было засесть за техническую документацию, не мешало проглядеть самую новейшую, как дверь опять отворилась и в кабинет влетел сияющий Мачис:
— Марковские нашелся!
— Где нашелся? — осведомился я, остужая его бурный восторг по этому поводу.
— Сына в больницу отвозил. Представляете,— Мачис изо всех сил сдерживался, чтобы не рассмеяться,— у него ребенок бильярдный шар проглотил, и Марковские совсем потерял голову, думал, тот уже умирает...
— Неизвестно еще, какой величины шар...— Мне, наоборот, ничуть не было смешно, зато я испытал величайшее облегчение, даже какую-то тайную радость, оттого что не утратилось доверие к порядочному человеку.— Ну и что?
— Да все в порядке, вытащили этот шарик. Только вот теперь не знаю, что делать с Марковскисом.
Я вытаращил глаза:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65